Скачать книгу

сиреневый туман…

      Темнеет быстро. Над сухим бурьяном

      Взошла и стала бледная луна…

      («В степи»).[185]

      «Бледный небосклон», «Бледная луна», «тумана флер», «туманный» – подобные образы мы встречаем в стихах Юрия Олеши и в 1917, и в 1918 году («Сиреневое рондо», «Бульвар», «Майские стихи».[186] «Эпитет "бледный" остаётся одним из любимых в поэзии А. Блока», – писал исследователь В. Альфонсов.[187] Героини его стихов ещё долго будут сохранять сходство с блоковской Незнакомкой. Так, от взгляда на Бьянку («Двор короля поэтов») у Принца «сердце замерло в таинственной печали», потому что она – «Никто», не столько реальное лицо, сколько воплощение призрачного желанного Идеала:

      Движенья нежных рук

      И шелесты шелков струили запах

      странный…

      Взвевая грустный сон, неясный

      и туманный.[188]

      Но сходство образов Олеши с блоковскими – лишь изобразительное, внешнее. «Стихи должны соответствовать мечтам о любви. И только это соответствие я и усматривал в Блоке»,[189] – вспоминал Олеша о себе, семнадцатилетнем. Сущностное, философское осмысление жизни, способность увидеть, как говорил Олеша, «середину вещей» пришли позднее.

      Юношеская неопытность, отсутствие своего поэтического стиля делали Юрия Олешу легко зависимым от модных тогда в его кругу корифеев. Ранний Олеша подражает не только Блоку, но и Брюсову, Гумилёву, Северянину:

      Пусть хвастает смелый и шутит от счастья и боли

      И метит искусно по звонким забралам удары,

      Чтоб где-то в Париже, в лиловом атласном камзоле

      Так громко смеялся галантный король из Наварры.[190]

      («Гасконь»)

      В половине восьмого

      В загородной кофейне

      На открытой веранде

      Вы сидели в компаньи

      Припомаженных денди

      И раскрашенных дам, —

      И я видела ясно,

      Что теперь Вы забыли

      О сиреневой Ванде…

      …О, ужасные миги!

      Я с собою боролась:

      Мне хотелось подняться

      И перчаткой Вас больно

      Отхлестать по лицу!.[191]

      («Письмо истеричной женщины»)

      Это был в жизни Олеши период интенсивной литературной учёбы, частых неудач, прозрачных, порой наивных претензий на оригинальность («соличится сердце, как небо, нотами только что спетыми», «Шёлковым газом – одеколонным оазом», «жентильные года!..» и т. п.) Это была дань запоздалой моде «на декадентов», царившей в одесских литературных кружках «Зелёная лампа» (1918), «Коммуна поэтов» (1919), «Коллектив поэтов» (1920).

      В годы творческой зрелости Юрий Олеша очень критически относился к своим ранним литературным опытам: «Стих был с "гумилятиной"»,[192] «Я писал под Игоря Северянина, манерно, глупо-изысканно».[193] Вместе с тем суровая оценка собственных подражательных стихов «под…» не исключала благодарной приверженности Олеши к талантливым поэтам-модернистам начала XX века. Как свидетельствует Олеша в

Скачать книгу


<p>185</p>

Там же.

<p>186</p>

Олеша Ю. // Бомба. 1917. № 9 и др. номера этого издания за 1917 г.

<p>187</p>

Альфонсов В. Слова и краски // М.-Л.: Сов. писатель. 1966. С. 26.

<p>188</p>

Олеша Ю. Двор короля поэтов. Акт 1 // Огоньки. 1918. № 28–30.

<p>189</p>

Олеша Ю. Повести и рассказы. С. 431.

<p>190</p>

Олеша Ю. // Мысль. 1918. № 2. С. 1.

<p>191</p>

Олеша Ю. // Бомба. 1917. № 10. С. 4.

<p>192</p>

Олеша Ю. Автограф // РГАЛИ. Фонд № 358. Опись № 1. Ед. Хр. 22.

<p>193</p>

Олеша Ю. Ни дня без строчки // М.: Советская Россия. 1965. С. 134