LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Автор:

      Триморук Евгений

      Электронная почта:

      [email protected]

      [email protected]

      ТАБУРЕТОВКА

      Даже из обыкновенной табуретки можно гнать самогон.

      Никто из многочисленных жителей дворов города Рабнеры, насколько знал юный Евгенов, никогда не признавался в пьянстве. Толпились у различных ларьков. Захаживали к соседкам, которые занимались нужным промыслом. Клянчили. Накапливали долги. Но все равно открещивались. И даже Дмирский, дважды проходивший лечение и один раз кодировку, отрицал это, охаживая пасынка то твердой кружкой, то нетвердой хмельной рукой, приговаривая что-то на своем трансатлантическом и космическом языке.

      Сам Евгенов решил, что не будет себе и другим врать в классе девятом, когда изрядно подсластил собственную кровь багровым первачом, после чего окончательно признав за собой право первого – еще тот аристократ – начинающего пьянчуги и алкоголика с богатой витиеватой родословной. Впоследствии, уже поступив в университет им. Е. Д. Трембок, Евгенов выдумал категории, уровни, мастер-классы и цветовую палитру, как в восточных единоборствах, для всех желающих и хоть сколько-то привязанных к искусству излишнего пития. Бутылка «Статичной» водки – девятый дан или желтый пояс. Бутылка неизвестной водки, запиваемая дистиллированной водой – восьмой дан и, соответственно, оранжевый пояс. (Ох уж этот дистилят). А сотворить ерша – это уже следующий уровень превосходства – красный пояс и седьмой универсальный или исключительный. Промежуточные, кандидатские, подготовительные – каждому соответствовала «Потусторонняя грамота», медаль «Алко» за «Хмелость» и орден «Его Синейшества». Были другие бонусы и баллы за велеречие в подпитом состоянии (чуть ли не ораторское искусство с препятствиями), за здравость суждения во время оно (разрешение политических и философских вопросов), за выдержку в похмельном состоянии (тут от бутылки и выше). Целые уровни (по примеру масонских) выдумывал молодой Евгенов, достигший третьего дана, синего пояса первой степени и зеленого второй. Сам себе вставлял палки в кривые колеса телеги непосильных задач. Квесты: найди заначку в пять шагов; собери на бутылку в девяти комнатах; выговори «Пиджак с разворотом с переподвывовертом» после второй бутылки.

      Евгенов изощрялся на всю Рабнеровку.

      Здесь студенческое сообщество не знало лучших времен, эпох и эр… (Рычащие также не обошли стороной). А к третьему курсу Евгенов рассчитал, что выгоднее покупать спирт и смешивать с чем-нибудь. Вот тут он разошелся в названиях: Вишневка, Черешенка, Клубничка (для самых стойких); Гомеровка, Ганнибаловка, Цезарка (злостная перцуха); Дрёмовка, Трёмовка и, наконец, кто ж откажет себе в самолюбовании, – Евгеновка (подарочное издание). Цветочная, луговая, персиковая – какие только названия не приписывал Евгенов даже в те минуты, когда вдруг оказывался перед полицейским патрулем или в отделении перед участковым Шибашовичем, который (вначале хмуро и смуро, а позже с каким-то подозрительным прищуром) присматривался к постоянному гостю в своих дремучих владениях, где местные обитатели были давно известны и часто мирно дремали по скамьям и шконкам.

      И много чего еще выдумывал озорной Евгенов. И долго мог бы творить. Но мы не сказали главного: очень хотелось Евгенову по-настоящему, как ярому пьянчуге, в подтверждение своего статуса, поймать пресловутую белку – высший знак отличия, черный пояс и первый дан, и орден «Его Синейшества» первой степени. (Хотя и это не в счет). Ту загадочную и неуловимую белку, о которой так часто говорят, но которую никто не видел. Потому говорят о ней несусветную чушь, от которой даже романтичный Евгенов брезгливо отмахивался, так как терпеть не мог готовых ответов, тем более слышанных им не один десяток раз. Такое может, наконец, и надоесть, не правда ли, дорогие друзья? И сколько Евгенов ни старался, никак ему не удавалось поймать эту пресловутую сказочницу, да и сойти с ума не получалось. Пару раз, конечно, что-то подобное мелькнуло… То ли сумбур, то ли абсурд. Сложно сказать. Евгенов сам себе присудил позорную утку «Селезень» (или, как называли соратники, «Зелезень»), и почти успокоился.

      И вот пришло время бухущему (и впредь бухающему) дипломированному (в армию Евгенов призван не был, так как умудрился не быть исключенным из университета имени Е. Д. Трембок за исключительные способности, за понимание как дисциплин, так и преподавателей, которые со своей стороны не единожды его подлавливали в компании со своими коллегами, яростно обсуждающими учебную программу) специалисту отправляться на Север, где спиваются, как говорят в народе и ученом мире, быстрее и чаще. Надежда влекла Евгенова неустанно вперед.