LITMIR.BIZ

      Прилипла к свету мошкара,

      жара плывет в своём востоке,

      перебирает чайхана

      базар шофёров невысокий.

      И контрабандный этот путь

      неправильной – но русской – речи

      возможно ангелам вздохнуть

      позволит из её увечий.

      Надломленный озера лёд

      подержить в такой же руке,

      когда она таять начнёт,

      чтоб стать теперь дверью в реке…

      И чуешь, что нас повезли

      в холодных [как ноздри] санях,

      чья лошадь, как колокол, спит

      в небесных моих еbeнях.

      Кем вписан мир в зрачок своей же смерти [?]

      и рассечён, как тополя живот,

      что в стаде липовом идёт, от края третьим,

      на водопой. Из всех своих свобод

      он выбрал человека, что за берег

      взглянуть поспел и вслед плотве пропал,

      и там, внутри себя, он крутит голос —

      как ключ к часам, которые сломал.

      Ангелы – это шары, снеговики,

      с кровеносной системой из веток, ветоши, мусорных слов.

      Только и слышишь их скрип изнутри: запиши —

      дальше – синицы в сосульках (то есть внутри) и – хлоп-хлоп

      прямо по темечку или по тени твоей

      катятся то костяные, то лепят детей —

      и в палиндром разгорается бог вдалеке

      и замерзает, как глаз без пейзажа – ничей.

      Снег ошибается в движенье

      и голый в слове, будто мир

      в рожденье неприметном, сменит

      у мужика спирт на эфир.

      И в этот миг противоречья

      противоядье принесёт

      татарин – на ордынской речи —

      со снегом в паре в пар идёт.

      В повозке воздуха чебак

      своей двойною головой

      всё тычется о свет и прах —

      своим удилищам другой.

      Так входит птаха на чердак,

      где человеческим лицом

      пугается и ловит страх,

      стучащийся за воздух ртом.

      Прямая речь, складная как аршин

      и клюквенный ожог на пятом пальце

      под видом новых облаков своих лежит,

      сплетённая внутри земли, как тяжесть.

      Отмоешь голос ледяным дождем,

      на хлебных корки две звук разломаешь —

      и сумасшедшего в самом себе найдёшь,

      где хруст ангины яблока признаешь.