Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века - Евгений Борисович Глушаков

Скачать книгу

она – Люба и была этой болью.

      Когда-то, перед женитьбой, называвший её «осанной моего сердца бедного, жалкого, ничтожного», восторгавшийся: «Ты – Звенящая, Великая, Полная», – теперь, в феврале 1910 года Блок мыслит о своей супруге совсем иначе. Вот его слова из записной книжки: «Люба довела маму до болезни. Люба отогнала от меня людей… Люба выталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе – мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измучила меня и довела до того, что я теперь. Люба, как только коснётся жизни, становится сейчас же таким дурным человеком, как её отец, мать и братья. Хуже, чем дурным человеком, – страшным, мрачным, низким, устраивающим каверзы существом, как весь её поповский род, Люба на земле – страшное, посланное для того, чтобы мучить и уничтожать ценности земные…»

      Когда-то казавшаяся поэту воплощением Вечной женственности, теперь Любовь Дмитриевна чуть ли ни олицетворяет для него все язвы Мирового Зла. И тем более неожиданным оказывается вывод, который делает Блок: «Но – 1898–1902 (годы) сделали то, что я не могу с ней расстаться и люблю её». Предшествовавший этому заключению перечень обид, как мы видели, был весьма протяжен: Люба и такая, и сякая… Похоже поэт говорит и о родине: Россия – и такая, и сякая… Однако в обоих случаях все недовольства и обвинения оканчиваются признанием в любви:

      Грешить бесстыдно, непробудно,

      Счёт потерять ночам и дням,

      И, с головой от хмеля трудной,

      Пройти сторонкой в Божий храм.

      Три раза поклониться долу,

      Семь – осенить себя крестом,

      Тайком к заплёванному полу

      Горячим прикоснуться лбом.

      Кладя в тарелку грошик медный,

      Три, да ещё семь раз подряд

      Поцеловать столетний, бедный

      И зацелованный оклад.

      А воротясь домой, обмерить

      На тот же грош кого-нибудь,

      И пса голодного от двери,

      Икнув, ногою отпихнуть.

      И под лампадой у иконы

      Пить чай, отщёлкивая счёт,

      Потом переслюнить купоны,

      Пузатый отворив комод.

      И на перины пуховые

      В тяжёлом завалиться сне…

      Да, и такой, моя Россия,

      Ты всех краёв дороже мне.

      Впрочем, этот трагический параллелизм в восприятии любимой женщины и родины высказан Блоком и напрямую: «О, Русь моя, жена моя…»

      Тут, кстати сказать, имеется явный повод для психоанализа. Дело в том, что когда-то, в юношескую пору своего сына, Александра Андреевна имела неосторожность выдавать ему деньги на проституток. Да и к роману Александра с Ксенией Михайловной Садовской отнеслась более чем снисходительно. Очевидно, именно через таковое удовлетворение его сексуальных потребностей и произошло в подсознании поэта отождествление понятий – матери и жены. После чего Русь, которую принято называть матушкой, стала для Блока ещё и женой. Ну, а табу кровосмешения, издревле положенное

Скачать книгу