LITMIR.BIZ

      Действительно, вспоминая сегодня стремительность развития событий и ставя себя на место мамы, опять восхищаюсь ею: за десять лет до этого она только спросила меня: «А он тебя обижать не будет?», а теперь сказала, что «конечно, волнуюсь, уж очень все скоропалительно». Выслушав эти ее слова, я вышла к Зяме, который ждал меня у ворот (мы куда-то шли) с вполне ясно-печальным выражением лица.

      – Что?

      – Да вот мама…

      Взяв меня за руку, Зяма тут же велел вести его к родителям. Удивленная Шуня открыла дверь. Сняв кепку, с порога Зяма сказал: – Я обещаю вам, я буду жалеть вашу дочь.

      Пауза.

      – От такого сложного монолога я устал. Можно чаю?

      И мы сели пить чай. И, удивительно, было ощущение, что это совсем не в первый раз! Когда спустя полчаса мы с ним уходили, я спросила у мамы: «Ну что, теперь тебе спокойнее?» – «Абсолютно», – сказала она.

      Она как-то сразу его приняла и испытывала всю дальнейшую жизнь полное к нему доверие. Восхищалась его поглощенностью поэзией, вкусом, дивным чувством меры в актерском искусстве. Он же ее заобожал безмерно! Рассказывал о ней на своих творческих выступлениях. – Мама моей жены, – говорил он, наступала пауза.

      – Вы правильно вычислили – это теща. Но в русском языке это слово несет негатив, а в моем случае совсем наоборот – подарок судьбы.

      Попав в первый раз через год нашей жизни, 25 января, на наши с мамой именины, был восхищен обществом – этих представителей старой московской интеллигенции он не знал. При очень взрывном характере Зяма от Шуни выслушивал критические замечания с полным благоговением. Как-то в ее присутствии, будучи, как он сам про себя говорил, «глубоко легкомысленным», сказал: «Это стоит всего тысячу». «Зямочка, – сказала Шуня, – если можно, эту фразу без “всего”, ведь полно людей, для которых это очень весомо». Он согласился немедленно, сказав, что и для него это также вполне еще существенная сумма.