Скачать книгу

жизни, во многом соответствует Беньямину, чей голос звучит со страниц его писем, эссе и книг. Во всех описаниях его личности, сделанных очевидцами, повторяется один аспект: относительное отсутствие, а может быть, и интроверсия телесно-эротического элемента. Шолем пересказывает разговор с их общей знакомой, утверждавшей, что «для нее и для ее подруг [Беньямин] даже не существовал как мужчина и что им никогда даже не приходило в голову, что у него есть и такая сторона. „Вальтер был, так сказать, бесплотным“». В начале 1920-х гг. Дора тоже открыто говорила Шолему о физических проблемах, осложнявших их брак; в качестве причины она ссылалась на чрезмерную интеллектуальность Беньямина, «подавлявшую его либидо» (согласно Шолему, она прибегала к подобной психоаналитической терминологии в попытке понять своего мужа и утверждала, что он страдает еще и от «невроза навязчивых состояний»)[139]. В чем-то сходную тенденцию отмечали и другие наблюдатели: безграничная сдержанность, которой подчинялись все взаимоотношения Беньямина, в эротическом плане проявлялась как определенная терпимость и неспешность. Шарлотту Вольф поражала способность Беньямина «отказаться от капиталистической собственнической любви», которая, казалось, избавляла его от ревности даже во время длительного романа Доры с его другом Эрнстом Шеном. «Интимные отношения между его женой и его другом не нарушали его спокойствия: наоборот, они способствовали сближению обоих мужчин… Вальтер напоминал мне… Райнера Марию Рильке, для которого тоска по любимой была желательнее ее присутствия, слишком часто становившегося для него обузой, а не удовольствием. Мне стало ясно, что Беньямин не выносил сколько-нибудь протяженной физической любви»[140]. Но если Беньямин и «страдал» от чего-то подобного, то только от ницшеанского требования выстраивать себя в качестве бесконечного набора импровизаций или масок, которые Ницше называл «внешними истинами и перспективными оценками», ставками, определяющими жизнь (ср.: SW, 2:271). Беньямин расходовал на свою работу интеллектуальную и эротическую энергию, и за это приходилось платить. Вольф с ее проницательным и в высшей степени благожелательным отношением к Беньямину полагает, что ценой этого были тоска и безысходность, пронизывавшие его личную жизнь: «Всем своим „я“ он был погружен в работу, получая вдохновение от людей, к которым испытывал безответную любовь»[141].

      Ухаживания Беньямина за Юлой Кон происходили на фоне романа самой Доры с одним из старейших и ближайших друзей Беньямина, музыкантом, композитором и музыковедом Эрнстом Шеном (1894–1960). Шен, первоначально входивший в кружок Беньямина в берлинской школе кайзера Фридриха, наряду с Альфредом Коном остался единственным из тех друзей детства Беньямина, с которыми он сохранял тесные контакты. Шен был во многих отношениях выдающимся человеком. Его биограф Сабина Шиллер-Лерг указывает на его «изящную сдержанность и скромность, тихое благородство»[142]. Адорно, познакомившийся

Скачать книгу


<p>139</p>

SF, 95; ШД, 159. В связи с этим Шолем задается вопросом: «Была ли причиной [„бестелесности“] некая нехватка витальности у Беньямина, как это многим казалось, или скрещение витального – а оно в те годы часто проявлялось – с его совершенно метафизической ориентацией, которая принесла ему славу отрешенного?» Ср. с письмом Теодора Адорно Беньямину от 6 сентября 1936 г., в котором Адорно усматривает «исток наших споров» в своем несогласии с беньяминовской «недиалектической онтологией тела»: «Для вас человеческое тело словно служит мерилом всякой конкретности [Maß der Konkretion]» (BA, 146).

<p>140</p>

Wolff, Hindsight, 69.

<p>141</p>

SW, 70. Этим Вальтер Беньямин напоминает еще одного в высшей степени ницшеанского персонажа, барона Клаппика из «Удела человеческого» Андре Мальро. Эротические неудачи Клаппика вполне сопоставимы с неудачами Беньямина: «Он был опьянен своей ложью, этим жаром, творившимся им несуществующим миром. Говоря, что убьет себя, он не верил своим словам, но, поскольку этому верила она, он вступал в мир, в котором больше не было правды. Это не было ни правдой, ни ложью, а реальностью. А поскольку ни его прошлого, только что им сочиненного, ни ничтожного шага, как будто бы столь малого, на котором строились его отношения с этой женщиной, – поскольку ничего из этого не существовало, то и ничего не существовало. Мир перестал обременять его» (Malraux, Man’s Fate, 246–247). Подобно Клаппику в Шанхае, Вальтер Беньямин, возможно, был единственным в Берлине абсолютно не существовавшим человеком.

<p>142</p>

Schiller-Lerg, “Ernst Schoen”, 983.