Театр семейных действий (сборник) - Галина Климова

Скачать книгу

тридцать лет, ноу когда он умер, я вдруг ощутила, что знаю его лишь на уровне событий, хотя ион – душа нараспашку, и я – открытый человек. Был живу казалось, все известно вдоль и поперек: чем дышит, что на уме, на сердце. Все чуяла. Срослись!

      А потом – удивительная аберрация! Даже фотографии изменились, какой-то очевидный сдвиг, смещение, и он – уже другой: значительный., чистый, милостивый. Наверное, продолжение того – знакомого, родного – от шрама на плече до мохнатых мочек ушей. Так и со стихами складывается, как с людьми. Например, с поэтом Николаем Панченко. После похорон столько вдруг открылось: что было понятным – стало пророческим, обычное – чудесным, темное – мистическим. Или вот Таня Бек жила и писала о любви и смерти. А стоило ей умереть, и читанные-перечитанные ее стихи стали другими. Или, может, это мы – другие?

      И для себя, и для тех, кто ушел.

      Юра на очередном субботнике посадил клен перед нашим подъездом. Клен американский, рослый., неприхотливый. Юра умер, и клен не пережил зимы. И морозы-то особенно не лютовали, и никто вреда не нанес. Не выжил без любви., засох от тоски. Всё какие-то знаки, намеки, необъяснимые сближения, совпадения. Правда, почему-то растительной природы. Например, лет двадцать красовалось у нас на подоконнике семейное, или денежкино, дерево. Я всегда забывала его поливать. И вдруг, когда я уже овдовела, оно впервые расцвело и подгадало точно к моему дню рождения. А в декабре просто так не расцветешь!.. Два белых цветочка, малюсенькие., сморщенные, жалкие. Вот тебе твои денежки и твоя семья. Радуйся, жено!

      После смерти близкого человека многое проявляется совсем в ином масштабе – в масштабе личности. И не каждый способен вместить и эту личность, и этот масштаб без искажений. А Любочка говорит: сядьте да напишите. Разве это легко? И возможно ли?

      Тася приказала себе уснуть, чтобы непременно повидать Любочку и кое-что растолковать ей, ученой женщине, философу:

      – Я что, в Анголе была, когда в джунглях то тлела, то бушевала гражданская война? Или учила французский по прописям в марсельской тюрьме, когда за тысячи километров, в Ташкенте, в те же революционные дни мая 1968-го Зою Терентьевну, его мать, разбил инсульт, от которого она не оправилась?

      Марсельская тюрьма оказалась ошибкой, не был Лесное «агентом Москвы». Тогда во Франции от страха всех «советик» хватали и сажали, на всякий случай. А он в Марселе случайно сфотографировал грабеж магазина… Его приняли за соучастника. Он – бежать, ну и так далее. Голодовка, консул. Французы извинились и в порядке компенсации за моральный ущерб подарили поездку – на полицейском катере – на остров Иф, в замок графа Монте Кристо.

      А про то, что Лесное был очевидцем крушения Берлинской стены, вообще не написать. Все уже отснято и известно по документальным кадрам, по бессчетным воспоминаниям. Даже юбилейная художественная выставка в Берлине уже прошла. Помню что-то о бывшем секретаре ЦК Компартии ГДР, который уже тогда работал шофером. Вот он-то и привез Юру в нужное время к нужному месту. У нас дома хранится кусочек берлинского

Скачать книгу