LITMIR.BIZ

Скачать книгу

у себя в приемной зале с веселостью: «А, парижанин! Муар-то, муар-то привез? Показывай. Заряжай пушку фай-франсе… по дамам, по дамам…» – то прадед спокойно отвечал ему: «Будьте покойны, ваше превосходительство, мы теперь при всем снаряде…» – «С муаровой артиллерией?» – и генерал опять засмеялся.

      А через год в Хлынове уже действовала «Шелковая мануфактура Прокопия Подшивалова». Прадед привез с собою дагерротип, сделанный с него в Париже, – единственная роскошь, которую он там себе позволил. Дагерротип, выцветший и помутнелый, сохранился. Прадеду на нем лет тридцать. У него большие – «твердые» – карие глаза, властные и умные, с чуть-чуть насмешливой прищуренностью. Черты его правильны и даже красивы. Но есть что-то упорное и властное в лице, хотя ни над кем еще тогда прадед не властвовал, что напоминает лицо старообрядческого главаря – начетчика, хотя дед на дагерротипе одет во французское платье и снят с подстриженными волосами и небольшой бородкой. Не строги, а скорее грустны у него только углы губ; если уловить это, то вспоминаешь не его записную книжку и не ответы губернатору, а его коротенькие заметки в молитвослове. По дагерротипу он представляется высокого роста, а по рассказам – он был невысок.

      Братья недружелюбно встретили его возвращенье из-за границы и спрашивали его с ехидством:

      «Ну, что ж, французиньку с собой привез?» Но он никого не привез, а год спустя по приезде женился на внучке Малкова – прабабушке Федосье Петровне, писаной красавице по купеческому определению: пышной, здоровой, грудастой, краснощекой; ей было тогда восемнадцать лет, – и взял за нею большое приданое. От дагерротипа не осталось ничего: борода подросла и олопатилась, стриженые волосы отрощены под скобку, а про Париж прадед отзывался так, будто и не был в нем, – как отзываются все в купечестве: «Париж: уедешь – шалишь, а въедешь – угоришь!»

      Как вернулся, так тотчас же и надел длиннополый сюртук и застегнул его на все пуговицы.

      Приехав из-за границы, ни прадед, ни Семен не вспоминали отпускные слова о воре. Прадед некоторое время приглядывался к лавке и делам, а Семен молчал, будто и не было того разговора. Месяца через три по приезде прадед точно так, как перед отъездом, призвал его к себе, но начал не он, а Семен:

      – Ну, что же, хозяин, вор я или не вор?

      – А как ты сам думаешь?

      – Мне думать – тебе говорить.

      – Скажу: не вор.

      – И на том спасибо.

      – Погоди. Вор ворует, а недоглядчик и недоглядывает.

      И он указал Семену какие-то оплошности – мелкие и неважные, указал точно и неопровержимо, но, указав, не дал ему и слова сказать, а сам сказал:

      – Спасибо. Ты уговор исполнил – черед за мной, – и тут же объявил, что переводит его на отчет в ту же лавку, а потом сделает доверенным по фабрике, с большим жалованьем, вторым лицом по себе.

      Принимая от Семена отчет по лавке и по фабрике, прадед всю жизнь встречал его, шутя:

      – А, не вор пришел. Ну-ну, сказывай,

Скачать книгу