Скачать книгу

и выплеснул кашу на улицу. Потом сразу вернулся и сел за стол.

      В это время вошла мама. Она посмотрела на тарелку и обрадовалась:

      – Ну что за Дениска, что за парень-молодец! Съел всю кашу до дна! Ну, вставай, одевайся, рабочий народ, идем на прогулку в Кремль! – И она меня поцеловала.

      В эту же минуту дверь открылась, и в комнату вошел милиционер. Он сказал:

      – Здравствуйте! – и подошел к окну, и поглядел вниз. – А еще интеллигентный человек.

      – Что вам нужно? – строго спросила мама.

      – Как не стыдно! – Милиционер даже стал по стойке «смирно». – Государство предоставляет вам новое жилье, со всеми удобствами и, между прочим, с мусоропроводом, а вы выливаете разную гадость за окно!

      – Не клевещите. Ничего я не выливаю!

      – Ах не выливаете?! – язвительно рассмеялся милиционер. И, открыв дверь в коридор, крикнул: – Пострадавший!

      И к нам вошел какой-то дяденька.

      Я как на него взглянул, так сразу понял, что в Кремль я не пойду.

      На голове у этого дяденьки была шляпа. А на шляпе наша каша. Она лежала почти в середине шляпы, в ямочке, и немножко по краям, где лента, и немножко за воротником, и на плечах, и на левой брючине. Он как вошел, сразу стал заикаться:

      – Главное, я иду фотографироваться… И вдруг такая история… Каша… мм… манная… Горячая, между прочим, сквозь шляпу и то… жжет… Как же я пошлю свое… фф… фото, когда я весь в каше?!

      Тут мама посмотрела на меня, и глаза у нее стали зеленые, как крыжовник, а уж это верная примета, что мама ужасно рассердилась.

      – Извините, пожалуйста, – сказала она тихо, – разрешите, я вас почищу, пройдите сюда!

      И они все трое вышли в коридор.

      А когда мама вернулась, мне даже страшно было на нее взглянуть. Но я себя пересилил, подошел к ней и сказал:

      – Да, мама, ты вчера сказала правильно. Тайное всегда становится явным!

      Мама посмотрела мне в глаза. Она смотрела долго-долго и потом спросила:

      – Ты это запомнил на всю жизнь?

      И я ответил:

      – Да.

      Не пиф, he паф!

      Когда я был дошкольником, я был ужасно жалостливый. Я совершенно не мог слушать про что-нибудь жалостное. И если кто кого съел, или бросил в огонь, или заточил в темницу, – я сразу начинал плакать. Вот, например, волки съели козлика, и от него остались рожки да ножки. Я реву. Или Бабариха посадила в бочку царицу и царевича и бросила эту бочку в море. Я опять реву. Да как! Слезы бегут из меня толстыми струями прямо на пол и даже сливаются в целые лужи.

      Главное, когда я слушал сказки, я уже заранее, еще до того самого страшного места, настраивался плакать. У меня кривились и ломались губы и голос начинал дрожать, словно меня кто-нибудь тряс за шиворот. И мама просто не знала, что ей делать, потому что я всегда просил, чтобы она мне читала или рассказывала сказки, а чуть дело доходило до страшного, как я сразу это понимал и начинал на ходу сказку сокращать. За какие-нибудь две-три секунды до того, как случиться беде, я уже принимался дрожащим голосом просить: «Это место пропусти!»

      Мама,

Скачать книгу