Гадкие утята. Книга первая - Свами Матхама

Скачать книгу

логику. Сам Гегель сосредоточился только на объективной логике. Действительно, попытка как-то определить субъективную логику принадлежит только Канту. Также Ницше предпринимал такую попытку, не особенно веря в успех, стремясь, скорее, отрицать основания мышления, которые сам же и определил, как моральные. А последним философом, который пытался разрешить проблемы классической философии, был Делёз. По сути, субъективная логика осталась никем не написана. В данном эссе мы излагаем свою версию, закрывая этот пробел классической философии. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

      Предисловие к первому изданию (существующему)

      У философии есть мечта – ответить на вопрос, что такое «я». Десять основных вопросов философии, так или иначе, сводимы к нему. Кант в своё время посвятил «Критику чистого разума» проблеме «я» и, по словам Гегеля, его объективировал. Кант, действительно, фактически отождествил «я» с «вещью в себе», а в «Критике практического разума» ещё и обосновал свободу нравственным законом. Человек, подчинённый морали, без свободы воли был бы автоматом. Кант ещё и «опроверг» cogito Декарта. В результате «я» получился у него совершенно неопределённый. Чтобы не попасть впросак, Гегель уже отказался положить «я» в основу своей философии и заменил объективной логикой, а Ницше просто заявлял: «Нет никакого «я»!

      Неожиданно английский нейрофизиолог Шеллингтон совпал с объективным «я» Канта. Он сделал довольно энергичное заявление: «Мы не имеем никакого права утверждать, что мозг является причиной мышления». К. Г. Юнг тоже высказывал мнение на основе своей обширной практики, что существует надперсональный слой психики. Таким образом, он тоже совпал с объективным «я» Канта. Неопределённости в отношении «я» после этого, правда, меньше не стало. Объективный «я» не представим. Какие-то факты в его пользу по-прежнему обнаруживаются, недавно профессор С. Савельев сообщил о большом разнообразии морфологических структур мозга, что делает понятия национальной, расовой и половой идентичности иллюзорными, некоторым образом свидетельствуя в пользу объективного «я», но непредставимость такого «я» уже остановила развитие не только философии, но и науки о человеке в целом. «Гадкие утята» предлагают начать обсуждение этого вопроса заново в надежде по-новому взглянуть на «неразгаданный феномен человека».

      Глава 1. В поисках своего я. Структура языка

      Эпиграф: «Нет устойчивых фактов,

      всё течёт, недоступно, удалено

      наиболее прочны ещё, пожалуй, наши

      мнения».

Ф. Ницше.

      Я считал себя Гадким Утёнком примерно до шести с половиной лет. Это мнение стойко держалось с тех пор, как я себя помнил, и изменилось в один день, странный во всех отношениях: в этот день хоронили моего отца… Когда я вышел тогда на улицу, на ней никого не было. Солнце тоже пряталось за тучи, но за спиной, будто, выросла воздушная стена и помешала вернуться домой. Я пошёл в ту сторону, где мы обычно играли…

      В поле зрения никто не появился, только Любка одиноко стояла у своих ворот и печально смотрела в даль. При моём приближении глаза у неё наполнились горечью. Кажется, она знала про отца. Я остановился и запрокинул к ней голову, на всякий случай приготовившись сказать про отца, но пока дерзость позволяла мне молчать. На секунду лицо Любки стало злым. Потом по нему пробежала какая-то вина, она с неожиданной лестью первой сказала:

      – Ты симпатичный мальчик и уже многим нравишься!

      Любка слыла пьяницей и проституткой. Я отнёсся к её словам скептически, но некоторая радость возникла. Я сообразил, что никогда не смотрел на себя с этой стороны. Радость хлынула сильней. Мне показалось, что Любка знает. Мой скептицизм к её словам стал таять и растворился. Перед мысленным взором засияла пустая голубизна. Солнце в это время выглянуло из-за тучи и ласково согрело кожу. За моей спиной выросли крылья. Они до сих пор со мной.

      Я все-таки должен задать себе вопрос, почему в раннем детстве у меня о себе такое впечатление: – Гадкий Утёнок. Я был вполне любимым ребёнком. Об этом позволяет судить семейное предание. Баба Марфа как-то рассказала, что заглянула в окно детского садика, куда меня только что сдала, и увидела, что воспитательница хлещет меня рукой по заднице и по спине одновременно. Я во весь голос ревел после расставания с бабкой. Бабка вернулась, сообщила воспитательнице всё, что о ней думает, и увела меня домой. Матери было велено искать другой садик.

      Мать не забыла эти хлопоты и однажды показала мне садик, в который я сначала ходил. Она даже сказала, что я был в одной группе с девочкой, в которую потом влюбился в школе. Такая длинная связь с этой девочкой меня впечатлила, но садик я совершенно не помнил. Я вообще многого не помню. Не помню, как делали фотографию, где папа, мама и я. Я смотрю в сторону фотографа и в испуге тянусь к маминой груди за защитой. Не помню таких близких с ней отношений.

      Помню, как мама привела меня в больницу. Я стоял вместе с ней у какой-то двери в комнату с большой белой ванной. Она говорила с полной тётей в белом халате, которая набирала

Скачать книгу