LITMIR.BIZ

      Навеяно док. фильмом «Не будем проклинать изгнанье».

      Эмигрант возвращался в Россию после Второй мировой, после Победы. Советское правительство объявило нечто вроде амнистии эмигрантам. Конечно, его посадили. И десять лет он был в лагерях. Но он сказал, что эти десять лет были вроде платы за тот день, когда он вернулся в Россию.

      Он сошел на станции и спросил папиросы.

      – Нету, – сказал мужик.

      А мальчишка рядом с ним, в пиджаке с отцовского плеча, сказал:

      – Есть махорка.

      Мальчишка вытащил граненый стакан и насыпал в него махорку.

      Этот мальчишка в большом пиджаке, махорка, граненый стакан и были Россией. Эмигрант тоже был Россией. Вне России он как бы и не существовал. Он думал, что и России уже не существует.

      Мало того, что вокруг звучала русская речь. Фигурой этой речи являлся мальчик. И граненый стакан. И эмигрант. Потому что язык – это не слова. Слова сами по себе – шелуха. Язык – это, когда ты говоришь: «мальчик». И мальчик оглядывается.

      Конечно, конечно, конечно, все это сто раз известно, и мертвый язык тот, чьим словам нет уже соответствия в этом мире. Но в мире всех этих несуществующих соответствий нас не будет.

      За возвращение в живую речь, за повторное вступление в ту же реку, десять лет лагерей не показались людям чрезмерной платой.

      Игрушки