LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Над печкой, на оттяжке палатки, натянутой с помощью четырех гвоздей, некогда удерживавших на стене черепа животных, дымилась в темноте их промокшая одежда: четыре потрепанных толстовки и четыре пары грязных брюк. Водонепроницаемые куртки висели на дальней стене, за их спинами. Вещи из промокших рюкзаков были развешаны по всей комнате на остальных гвоздях, с которых Дом снял все черепа и распятия – еще одна деталь, вызвавшая у Люка непонятное чувство тревоги.

      Он почувствовал, как тепло от виски поднялось из живота и ударило в голову. Он был измотан и благодарен за этот буфер временного забвения, или, по крайней мере, его иллюзию.

      В успокаивающе мерцающем свете огня, за пределами которого тонули во тьме почерневшие от времени бревенчатые стены, Люк увидел, насколько постарели лица друзей. Его собственное, наверное, выглядело не лучше.

      Клочья щетины Дома отливали серебром. У него начала появляться седина. Даже челка была черно-белой. Вокруг глаз появились темные круги, отчего те выглядели постаревшими. У него было трое детей на попечении, плюс крупный ипотечный кредит. О своих нынешних делах он не рассказывал ничего определенного. На расспросы Люка во время их лондонской встречи ответил лишь: «Все отлично. Лучше не бывает». Отсутствие конкретики было, похоже, ключом к разгадке. За исключением пары слов о школе, которыми они с Филом обменялись в первый день их пребывания в Стокгольме, Дом ни разу не упомянул о своей жене. Гейл была костлявой, несчастного вида женщиной, с которой Люк впервые познакомился на свадьбе Хатча.

      Что-то случилось. И Люк чувствовал это. Сперва Дом напился в дупель на свадьбе у Хатча, затем ночью перед их отъездом в Швецию, потом – в Стокгольме и, наконец, в Елливаре перед походом. При каждом удобном случае он буквально принуждал других к попойке. На это у Люка и в Лондоне не было средств, уже не говоря о Стокгольме. Он едва наскреб на поход и подозревал, что Хатч предложил кемпинг, чтобы ему не оказаться в пролете. Но несмотря на бахвальство и напористость, Дом был крайне чувствителен. Люк не ошибся. Он помнил со студенчества, как быстро тот ломался после любовных неудач. Они жили все вместе в третьем номере Хэзелуилл Террэйс, в Бирмингеме. Для него это были лучшие годы жизни. Как и для всех, наверное.

      До этого похода он не мог припомнить, когда у Фила было такое лицо: не розовое и блестящее, будто его натерли щеткой. Щеки отвисли, а обычно румяное лицо почернело от копоти. Над бровью выгнулась дугой воспаленная царапина. Иногда Фил поднимал руку и трогал ее пальцем с ухоженным ногтем. Его блондинистая шевелюра тоже утратила мальчишеское великолепие. Она была по-прежнему густой, но, взмокшая от пота и дождя, прилипла к черепу. Вокруг рта и глаз Люк заметил темные морщины, похожие на надрезы, сделанные на свежей выпечке.

      Во время их встречи в Лондоне Фил почти весь вечер пытался «разогреться». Он появился с кислой миной, его голос был низким и глубоким. Он почти ничего не говорил, пока к десяти вечера все не напились. А еще его живот. Большой и выпячивающийся

Скачать книгу