Скачать книгу

каждый раз называл то имя, которое либо нравилось ему в этот момент больше, либо просто то, которое первым подворачивалось под перо.

      Следующий эпизод шел у него за предыдущим не потому, что так было нужно в силу смысла или хотя бы искусства, а потому, что старый Стасов написал их так, а не иначе. Слово в руке Стасова не зависело ни от того, к чему оно относилось, ни от того, что оно значило, ни от того, с чем оно было связано – ни от чего, кроме как от безумной воли Стасова.

      Что ты пишешь, Стасов? Что это? Фотография реальности?

      – И даже больше. Это, друг моих поздних дней, не отображения сущего, это сам мир, это его клон.

      Я помню то бессолнечное октябрьское утро, обшарпанную штукатурку серо-желтого дома, худого измученного прохожего в выцветшем пальто, прячущегося от ледяного ветра в продуваемой насквозь подворотне. Вот он попробовал закурить, но гад-ветер гасит спички, чуть выдвинул коробок, в образовавшейся ограде сохранил огонь, закурил. Хмурый жилец из дворовых домов, проходящий мимо, сказал что-то злое и невнятное. Матерно переругнулись. Проехала, заставив вжаться в стену, мусорная машина, потом загрохотала в колодце двора, урабатывая в себя остатки человеческой жизни – треснувшую банку из-под майонеза с окурками, залитого мочой плюшевого медведя, рваный чулок, коричневый ботинок без шнурков со стертым каблуком, гниющие очистки несъедобной пищи и рваную шляпу на конец.

      – Ты приходишь в еще пустой утренний ресторан, заказываешь 100 грамм ливерной, получаешь холодный слизистый хек, – спрашиваешь – почему хек? – ливерная значит хек, – отвечают тебе. Заполняешь анкету – последнее место жизни: вписываешь – «две попытки к бегству», мировоззрение: «шпицрутенами через строй».

      Помню в школе был такой случай – всем классом нас повели на очередное промывание желудка. Как всегда, два санитара держат нам руки за спиной, третий вводит зонд в пищевод, затем подключает его к машине и откачивает всю гадость, – всё, что у тебя есть. Очередь дошла до Стасова. Он заглатывает половину зонда и начинает прикидываться – будто бы побледнел, ноги подкашиваются. Санитар с зондом чуть замешкался, а Стасов – хвать и перекусывает зонд пополам. А потом – хлоп, хлоп – и проглотил, а там же наконечник с алмазным буром, семнадцать каратов. Санитары от ужаса присели на корточки, глаза таращат и присвистывают – им же под суд идти… В любви он тоже был не-нормален – двигался в одном направлении, путал конец с началом и в середине куда-то выходил – как видно, из себя. Так же читал и книги – начинал с конца, начало не читал никогда и всегда носил с собой нож, чтобы убивать учителей. Неровный порою стих, нечеткая порой рифма, неясная всегда цель.

      Эх, Стасов, ну что же ты? В ту долгую ночь мы танцевали на лунной палубе под шелест волн, корабль мягко вплыл в залив – все тайны еще впереди. Жизнь – стакан прохладного сока с мякотью. Ты входишь в жизнь, натягивая на себя тело, которые ты получаешь по номерку, а вылезаешь из нее, даже не возвращая это

Скачать книгу