LITMIR.BIZ

      Что произошло с моей кредитной карточкой, я узнал только на следующее утро. Автоматический оператор, с которым я связался по возвращении домой, сообщил мне только то, что номер моей кредитки «пропущен». Когда я спросил, что означает в данном случае слово «пропущен», автомат проигнорировал мой вопрос, добавив своим монотонным компьютерным голосом, что для нового выбора требуется нажать кнопку «один».

      – Не думаю, что у меня много возможностей выбора, если номер пропущен, – сказал я ему, после чего вспомнил, что разговариваю с компьютером. Потом я подумал, что пьян.

      Когда я вернулся в гостиную, Энджи уже спала. Она лежала на спине. Экземпляр «Истории служанки», соскользнув с ее груди, покоился в кольце ее рук. Наклонившись над ней, я отнял у нее книжку, и Энджи, слегка застонав, перевернулась на бок и, ухватив подушку, зарылась в нее подбородком.

      В этой позе я обычно и заставал ее каждое утро, входя в гостиную. Она не столько погружалась в сон, сколько зарывалась в него, как в нору, сворачиваясь в тугой комок, так что тело ее занимало не больше четверти пространства постели. Я опять наклонился над ней и отвел от ее носа упавшую прядь волос, на лице ее мелькнула улыбка, и она еще глубже зарылась в подушку.

      Когда нам было шестнадцать, мы с ней переспали. Лишь однажды. Для обоих это было впервые. В то время ни она, ни я, возможно, и не подозревали, что в последующие шестнадцать лет это не повторится. Однако это не повторилось. Она, как говорится, жила своей жизнью, я – своей.

      Ее жизнь состояла из двенадцати лет брака, неудачного, мучительного брака с Филом Димасси. Моя же – из мимолетной женитьбы на ее сестре Рене и череды случайных, на одну ночь, связей и кратких романов, грубых и настолько предсказуемых, что я первый бы посмеялся над ними, не будь я так ими занят.

      Четыре месяца назад мы стали опять оставаться в ее спальне на Хоуэс-стрит, и это было прекрасно, прекрасно до боли, словно единственным смыслом моей жизни было добраться наконец до этой постели и этой женщины, дожить до этого мгновенья. А потом Эвандро Арухо и Джерри Глинн, вломившись в дом Энджи, прирезали там двадцатичетырехлетнего копа и всадили пулю в живот самой Энджи.

      Энджи тем не менее отомстила Эвандро, трижды выстрелив в него и оставив корчиться на кухонном полу.

      Фил, я и коп по имени Оскар обезвредили Джерри Глинна, пока Энджи лежала в реанимации. Оскар и я не пострадали. Не в пример Филу. А также Джерри Глинну, хотя не думаю, чтобы последнее утешало Энджи.

      Насколько же, размышлял я, глядя на наморщенный лоб Энджи и ее слегка приоткрытые, уткнутые в подушку губы, труднее поддаются лечению душевные раны, чем раны физические. За многие тысячелетия люди здорово поднаторели в лечении тела, что же касается души – тут успехов не заметно.