Нежный театр - Николай Кононов

Скачать книгу

вдруг ставшего настоящим. Представшим случаем, произошедшим почти со мной. Ведь всё, даже я сам по себе, сплочено из тоски и сожаления, и они навсегда незавершенны и невещественны.

      Это была моя первая катастрофа.

      Познать и ужаснуться своему недоумению, его бесконечной мере.

      Не понять ни причины, ни правомочности своего собственного бытия здесь.

      Испугаться случайности промысла…

      Увидеть воронку мира.

      Прозреть ее в луже, оставленной отцом на обочине поля.

      Между горбами перепаханной мягкой земли кое-где завалялся посиневший снег. В свете темнеющего вечера он был едва различим. Будто почва его зажевала черными губами.

      _________________________

      В остывающей бане еще копошилось совсем немного голых мужиков.

      Уже половина ламп была отключена.

      И парилка сырела своими распахнутыми черными внутренностями. Тяжелела исподом.

      Отец клял этого жлоба…нко, этого матерого ворюгу и гада, и здесь перекрывавшего краны, пар, кипяток и свет за целый час до урочной поры.

      Отец все уворачивался от меня, будто устыдился наготы своего срама. А может, так и было на самом деле. И сидя рядом на лавке, зажимая свои тугие безволосые ноги, быстро покрывал себя мыльной пеной, словно хотел ею одеться.

      Он был очень далеко от меня, как во всей моей прошлой обычной жизни, прошедшей без него, на расстоянии более тысячи километров. И меня не было рядом с ним. Нас разделял грозовой горизонт.

      Он, сохранивший фигуру подтянутого недоросля, как-то зажимался, тускнел и ежился вблизи. Неужели он меня боялся. Но мне был неизвестен его секрет, и он от меня не зависел.

      – Вот ведь, людям отдохнуть не дают нигде нормально по-человечески, даже в сраной бане, а сволочи, ну какие все-таки они сволочи, – начинал вдруг по-старчески бубнить он. Он как-то мгновенно и болезненно слился со своим еще не наступившим старчеством. Он морщился. Пережил мгновенный толчок времени, показавшего ему его место в этом мире.

      Он обвинял вся и всех, он, называя весь мир «они», упрекая его. Он слабел на моих глазах. Эта беспомощность, эта жалоба так не совпадала с его боевым поджарым телом.

      «О, папа, мне безумно тебя жалко, не надо так сетовать, ведь я ничего не могу для тебя сделать,» – думал все время я.

      Но вслух ничего ему не говорил.

      Он, не вставая, сжав свои ноги, совсем став русалкой, быстро потер мне спину.[15]

      – Ну что, ополоснемся, сын, и по домам? – спросил он серьезно.

      Спросил меня, меня, уставившегося в воду, сидящего рядом, и просто так болтающего в тазу рукой.

      Я замерз.

      Вода шла за лопастью моей ладони медленной воронкой.

      Крышка мыльницы плыла в этом мальштреме как кораблик.

      Ведь я на самом деле к отцу так и не прикоснулся. Даже через промокшее лыко старой мочалки.

      Я тогда думал – ну отчего я этого не сделал? Не коснулся его.

      Ну отчего?

      – По домам, – повторил он.

      Он не оговорился,

Скачать книгу

<p>15</p>

Я хочу несколько строк написать курсивом, он кажется мне летучим и легким, уходящим за общий трезвый строй речи:

Но вот он поднялся, отвернулся от меня. Оперся о лавку. Согнулся, чтобы мне было легче достать до его спины.

И я словно в ответ на его доверчивость заскользил своими мыльными ладонями по его телу, по могучей прекрасной спине, восходящей капителью, круто расширяющейся к плечам. А потом стек вниз, круговыми движениями по стволу позвоночника. По бокам – к узкой пояснице перехваченной следом загара. Спустился еще ниже – к впалым белым ягодицам. И ребром ладони в – темноту меж ними.

Я делаю все совсем легко и тщательно. Совершенно не стесняясь своих магнетических пассов. Ведь он мой отец. И мы ведь вот-вот расстанемся с ним. Совсем скоро. Я растирал драгоценную пену своей галлюцинации по его телу чересчур долго, безмерно длительно, целый век, но он ничем не прервал моих движений, будто вошел в податливый анабиоз слабости. Исподлобья взирая на него, я старался вовсю. Ведь я хотел показать ему, что вот – я сдаюсь, я люблю его. Вот – я готов сделать ему приятное. Вот – я умело удерживаю жалкое мгновение его зыбкого удовольствия. В его тяжелом мире, где он попран и все проиграл. В мире, куда я попал, в сущности, только на одно мгновение. Я будто жму на лыковую мочалку сильней и сильней. «Уф, сын, как хорошо, как мне хорошо», – кажется, умиротворенно бухтит отец. «Давай еще, еще. Три, три», – ласково просит он меня

И я напрягаю волю, чтобы задержать это время, время его мнимой речи, обращенной ко мне, в мою пустоту. Мне чудится, что я весь делаюсь больше, так как переживаю непомерное напряжение.