LITMIR.BIZ

Скачать книгу

с отчаянием спрашивал:

      – Скажи, что делать? Евреи нам могилу роют.

      А Годлевский[25]:

      – Мы слабые. За стопку водки продаемся евреям в рабство.

      А Мощеньская[26]:

      – Ваши достоинства для нас – смертный приговор.

***

      Угол Желязной и Хлодной. Колбасная. Развалившаяся на стуле, обросшая салом еврейка примеряет туфли. Перед ней на коленях сапожник. Одухотворенное лицо. Седые волосы, умные и добрые глаза, голос глубокий и серьезный, а на лице выражение безнадежности и смирения.

      – Я ведь предупреждал, что эти туфли…

      – А я предупреждаю: оставь-ка ты эти туфли своей жене. Коли ты сапожник, так должен знать, как моя нога выглядит!

      И болтает жирной ногой у сапожника перед носом – чуть ли не в лицо тычет.

      – Слепой, что ли? Не видишь, что морщит?

      Сцена эта – одна из худших, свидетелем которых я был, но не единственная.

      – Наши не лучше.

      – Знаю.

      И что делать?

***

      Радио есть у того, кто его купит. И автомобиль. И билет на премьеру. И поездки, и книги, и картины.

      Может, рассказать о польских туристах, которые мне встретились в Афинах?[27] Они, ни много ни мало, фотографировались на фоне Пантеона. Расчирикались, все нараспашку – каждый щенок крутится вокруг собственного хвоста, мечтая его поймать.

***

      Зачем я все это, собственно, пишу?

      Ну да. Существует сатана. Существует. Но и среди чертей есть более зловредные и менее зловредные.

      Слепили Янушек с Ирочкой садик и домик из песка, и цветочки, и забор. Носили воду в спичечном коробке. По очереди. Посоветовались, построили второй домик. Посоветовались и трубу добавили. Посоветовались – и вот колодец. Посоветовались – вот собачья будка.

      Раздается звонок на обед. С дороги в столовую они два раза возвращались: что-то поправить, посмотреть.

      А Мусик наблюдал издалека. А потом пнул, ногой растоптал, да еще и палкой долго колотил.

      Когда они вернулись после обеда, Ирка сказала:

      – Я знаю: это Мусик.

      Родившийся в Париже, он был возвращен отчизне и три года отравлял жизнь тридцати сиротам в детском саду.

      Я написал о нем статью в Szkoła Specjalna[28], [сделал вывод] что нужны исправительные лагеря, упомянул даже о смертной казни. Ведь он еще мал! И он будет безобразничать целых пятьдесят лет.

      Милая пани Мария со смущенной улыбкой:

      – Вы, должно быть, пошутили?

      – Ни капли. Сколько людской обиды, сколько боли, сколько слез…

      – Стало быть, вы не верите в исправление.

      – А я не Адлер[29], – резко ответил я.

      На пани Гжегожевскую долго сердиться нельзя. Компромисс: смертную казнь я вычеркнул – только исправительный лагерь остался (и то с трудом оставили).

***

      Неужели порядочные люди, так сказать, «с верхней полки», непременно обречены на Голгофу?

***

      Зачем я это пишу?

      Понятное дело, ночь. Половина первого

Скачать книгу