LITMIR.BIZ

      Домой Ермилов вернулся поздно ночью. Но Расторгуев не спал, дожидался своего квартиранта. Чай пили на маленьком балконе второго этажа. Яков Емельянович делился своими впечатлениями от прожитого дня:

      – Ох, не нравится мне вся эта катавасия, – говорил он, стараясь не тревожить глухую тишину ночи. – Народ дичает, доложу я вам. Такой народ натравить друг на друга ничего не стоит. А там такая резня может начаться, что не приведи гос-споди.

      Ермилов слушал, по своему обычаю не споря, редко подавая реплики, по опыту зная, что чужой уверенности не переспоришь, а своя от спора крепче не станет.

      – Послушайте моего совета, Яков Емельянович, – уже прощаясь на ночь, произнес Ермилов, придержав за рукав Расторгуева. – Уезжайте-ка вы из Питера. Хотя бы на время. Иначе не выживите. Заварушка, действительно, может случиться страшная.

      – Вы тоже так думаете?

      – Тут и думать нечего: она, собственно, уже началась.

      Глава 17

      В московский поезд набилось столько народу, что даже стоять нормально было почти невозможно. Подавляющее большинство пассажиров составляли мешочники, едущие не далее Бологого, они заполонили вагоны, облепили ступеньки и даже крыши вагонов. Ермилову с трудом удалось прорваться в тамбур, где его и зажали между двумя полными тетками. Но перед отправлением поезд оцепили латышские стрелки и матросы, началась проверка документов, и через час с небольшим вагоны опустели настолько, что можно было даже устроиться на полке в полном и неприкосновенном одиночестве.

      В плацкартном купе, в котором оказался Ермилов, помимо него ехали еще пятеро: молчаливый матрос с надписью на ленточке бескозырки «Святой Павел», двое интеллигентов, судя по одежде и выговору, но более всего похожие на офицеров, и два еврея, один лет тридцати пяти, другой, весьма пожилой, имел широкую седую бороду, которую старательно прятал под курткой и вязаным шарфом. Как успел заметить наблюдательный Ермилов, большинство евреев старались особо не выделяться, если оказывались среди чужеродной толпы.

      Матрос, вооруженный кольтом в деревянной кобуре, подозрительно оглядел попутчиков, но приставать не стал и тут же забрался на багажную полку. Интеллигенты устроились на средних полках, тоже сразу же залезли на них, подложили под себя свои пальто, под голову саквояжи и притихли. Евреи, как-то так вышло, остались на нижних. Впрочем, никто у них эти места не оспаривал.

      Вторая багажная полка досталась Ермилову, но он только забросил туда свой сидор, сидел внизу, смотрел в окно, думал, вспоминал, испытывая давно забытое волнение, не дававшее ему спать. Он то выходил в тамбур покурить, то стоял в проходе у окна, то присаживался на нижнюю полку, занятую пожилым евреем, иногда прислушиваясь к разговорам его со своим молодым напарником. Говорили они на иврите, весьма искаженном немецком, и разговоры эти крутились вокруг будущей жизни молодого еврея и его работы в Харькове, куда они, надо думать, и направлялись.

      Постепенно усталость взяла свое, и Ермилов совсем уж было собрался лезть на

Скачать книгу