LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Довелось мне увидеть еще живыми и участников описанных выше событий. Летом 1961 года я возвращался из Москвы в Читу, к месту службы, с первенства Вооруженных сил СССР. Начальство разрешило мне на неделю задержаться в Тюмени, чтобы навестить родственников моих родителей. Там я разыскал еще живого брата мамы, того самого Алешку, который раскулачивал моих родителей. Было ему уже за 70 лет. Жил и работал он все в том же селе Успенка. Только не первым секретарем райкома партии, а конюхом. На мой вопрос, почему он так поступил с моими родителями, дед Алексей, не глядя на меня, потупив глаза, только и сказал:

      – Такое было время…

      Да, вот такое было время. Право умереть за Родину было у всех, а права на человеческую жизнь, или хотя бы на память об этой жизни, Родина своим сынам не предоставляла. Такова была сущность политического режима, который существовал в стране с октября 1917-го до декабря 1991-го.

      В справке Архива МО РФ не случайно не указано ни где родился отец, ни кто родственники. Не существует и подлинной записи о моем рождении. Дело в том, что родители, как я уже говорил, вынуждены были в феврале 1939 года спешно, ночью, под угрозой ареста, бежать из Успенки, не успев зарегистрировать в селе факт моего рождения. Добравшись до Бодайбо, отец и мать пошли в городской орган регистрации, неся меня, двухмесячного, на руках. Женщина, выдававшая метрики о рождении, видя, что перед ней переселенцы, спросила, где родился мальчик. Село Успенка назвать было нельзя, так как там отца дожидался ордер на арест как раскулаченного. Если бы информация из Бодайбо туда ушла, отца нашли бы и арестовали. Поэтому мама назвала местом моего рождения Тюмень. Как она позже рассказывала мне, они с отцом исходили из того, что областной центр проверять не станут, даже если информация из Бодайбо туда и придет.

      Во-первых, Тюмень – город большой, а во-вторых, стоит он на Транссибирской магистрали, человеческий поток через него проходит огромный, там можно легко затеряться. Паспортистка вдаваться в подробности не стала и, записав место моего рождения со слов родителей, выдала метрики на меня.

      Теперь я понимаю, почему на фронте отец не назвал место своего рождения. Он и на войне думал о том, как защитить жену и сыновей от преследования НКВД: укажи он село Успенка, шлейф раскулачивания всю жизнь тянулся бы за его семьей (а выжить на войне он, судя по всему, не рассчитывал). Но бесчеловечная большевистская система оказалась бдительней, чем думалось отцу: позже мою связь с погибшим на войне отцом НКВД все же вскрыл и меня, как сына раскулаченного сибирского крестьянина, всю мою сознательную жизнь тыкали в мою родословную вплоть до русской либеральной революции 1991 года.