LITMIR.BIZ

      Четверг, 19 ноября 1942 г.

      Милая Китти!

      Как мы и ожидали, Дуссель оказался очень славным человеком. Честно говоря, мне не очень приятно, что посторонний человек пользуется всем в моей комнате, но ради доброго дела можно и потерпеть. «Лишь бы спасти человека, остальное не имеет значения», – говорит отец, и он совершенно прав.

      В первый же день Дуссель подробно расспросил меня обо всем, например: когда в конторе бывает уборщица, когда можно пользоваться уборной и где лучше всего мыться. Тебе, Китти, это может быть и смешно, но в убежище все страшно важно. Так как вниз часто приходят люди непосвященные, то мы должны вести себя особенно тихо, когда кто-нибудь есть в конторе, а мы знаем, в какое время бывают посетители. Все это я объяснила Дусселю самым подробным образом и удивилась, до чего он несообразителен, все переспрашивает по два раза, да и тогда плохо запоминает. Может быть, он еще не опомнился от удивления и все наладится. А вообще все в порядке.

      Дуссель подробно рассказывал нам о внешнем мире, от которого мы так давно отрезаны. Все больше про грустные дела. Многие наши друзья и знакомые увезены и в страхе ждут теперь ужасной развязки. Каждый вечер по улицам носятся зеленые и серые военные машины. «Зеленые» – то есть эсэсовцы, и «черные» – голландская фашистская полиция, везде ищут евреев. Стоит им найти хоть одного, они забирают всех в доме. Они звонят в каждый дом и, если никого не находят, идут в следующий. Часто у них в руках именные списки и они забирают всех по этим спискам. Никто не может избежать этой судьбы, если вовремя не скроется. Иногда они берут выкуп. Они отлично знают материальное положение своих жертв.

      Как это похоже на охоту за рабами в старое время! Я часто вижу перед собой эту картину: толпы хороших, ни в чем не повинных людей с плачущими детьми, ими командуют несколько отвратительных негодяев, бьют их, мучают и гонят вперед, пока они не падают от усталости. Никому нет пощады. Старики, грудные дети, беременные женщины, больные, калеки… всех, всех гонят в этот смертный путь!

      А тут нам так хорошо, так тихо и спокойно! Нас не касается этот ужас, но мы вечно в тревоге и страхе за всех, кто нам дорог, за всех, кому нельзя помочь.

      Мне бывает совсем скверно, когда я лежу в теплой постели, а мои лучшие подруги в это время, может быть, на ветру, на холоде, бесконечно страдают, а многие, наверно, погибли. Мне становится жутко, когда я вспоминаю, что те, с кем я была связана самой тесной дружбой, теперь отданы в руки свирепых палачей, каких еще не знала история. И только за то, что они евреи!

      Анна.