LITMIR.BIZ

      Магистралями, светофорами огорожены города,

      Обездвижены на картинках в глубинах толстых брошюр,

      Обессиленно в лужах расклеивающихся. О да,

      Я о большем Всевышнего сегодня и не прошу

      И о небе не помышляю – земными хлебами сыт;

      На руках сыпью высыпало пресыщение пиром, где

      За киоском табачным ангел, шатаясь, на клумбу ссыт,

      Раздавая по капле влаги каждому сироте.

      Размалёваны остановки картинами в стиле ню,

      И не то чтоб искусства ради, а исключительно просто так,

      От безделья. Я научился многостранично нести херню,

      Но в деле этом почётном – каждый у нас мастак.

      В кого ни ткни – все умельцы, каждый собаку съел,

      И потому у народа предрасположенность к чувству есть:

      На остановках круглогодично не утихает рычанье тел

      За право втолкнуться в ПАЗик и к печке скорей сесть.

      За право выделиться из массы, свой утвердить указ,

      Не видя, как утекла любовь и впала в топкую тишину,

      Что накрывает город в тот предрассветный угрюмый час,

      Когда поэт весь от горькой чёрненький,

      Когда ещё не проснулись дворники,

      А шлюхи уже отошли ко сну.

      Миг меж прошлым и будущим недопрожит,

      Но от этого не менее зряч:

      Не спасёт участковый врач,

      Я застрелен тобой и, может,

      Не воскресну уже – хоть плачь.

      Данный факт, к счастью, не всесторонен

      И подсказывает из пустоты,

      Что взывать бы к тебе, но ты

      Недоступнее, чем абонент ронин,

      Вспарывающий животы

      Врагам. Прекратила бы ты швыряться

      Неответами на мой ор:

      Если я и ни жив, ни мёртв,

      Как мне сделаться братом братства,

      Состоящего из сестёр?

      Угловая скорость равна нулю.

      В обнажённой комнате ветер, ветер!

      Перекидывает снежинки. За ним сную

      Безразмерной вещью, раскрытой в эти

      Серпантины, закручивающиеся на юг.

      Просто юг индевелых выводит в плюс,

      Что первейший эчивмент из всех возможных.

      Обнаглевшей обузой на ветер злюсь,

      Без кадила поп, без сапог сапожник,

      Проглотивший купчую на аншлюс.

      О таком не писал уже Воннегут,

      Да и прочие, запертые в каноны.

      И, барахтаясь в комнатном злом снегу,

      Ненавижу сверкающий лик Мадонны

      Лишь за то, что увидеть его не могу.

      Остаётся немногое – лечь костьми

      Или взмыть перепончатой волчьей песней!

      Вдруг заметят тогда мировые СМИ,

      Что мои извращения поуместней

      На передовицах, чем прочий смыв.

      Но безумствует ветер, и замок врос

      Мёртвой глыбой в звёздное тело ночи.

      Игнорируя гамлетовский вопрос,

      Возвращаюсь по ржавым скрижалям в очень

      Кровавую бездну вампирьих грёз.

      Посмотри на прибитое к не-двери

      Полотно, на котором сидим внутри

      Жёлтой комнаты, радуя неопрен

      (Из которого слеплены соты стен)

      Хаотично-вокзальным вращеньем глаз,

      Суетливо-перронным дрожаньем рук.

      И строчит, и грохочет любви игла,

      Прямо в сердце вшивая кривое «вдруг»,

      Что вот-вот распрямится в густое «да»

      Или в жидкое, неизлечимое «нет»…

      Мягкой комнаты будет силён удар

      И всезнающий неприподъёмен цвет.

      Посмотри на прибитое к не-двери

      Полотно, на котором сидим внутри

      Жёлтой комнаты, выброшенные вовне

      И одновременно навечно в ней.

      Замучили ангелы мой безвинный,

      С любовью устроенный ад.

      Кроссовки снимать не желают, свиньи,

      Шумят, мельтешат, егозят.

      Признаюсь публично:

Скачать книгу