LITMIR.BIZ

      Старый дом.

      Всё висит на калитной доске

      Жестяная большая звезда —

      Знак участника ВОВ[2]…

      Пребывая в тоске,

      Водку пьёт мужичок иногда.

      Эта звёздочка смотрит

      В высокий бурьян

      Много вёсен и столько же лет.

      И всё чаще угрюм

      По утрам ветеран.

      И вздыхает, закутавшись в плед.

      Стариковская сделалась

      Путаной речь,

      Слишком сбивчивой стала она.

      Отдохнуть бы ему

      Да и просто прилечь,

      Только снова приснится война!

      …А над тополем громко кричит вороньё.

      Из окошек видать огород.

      И давно перепутано с правдой враньё,

      Но об этом не знает народ.

      Посидит фронтовик.

      Повздыхает старик

      Под звучащий из радио гимн.

      Он, что надо, возьмёт из прочитанных книг

      И поведает чинно другим.

      То сгустит, а то скрасит привычно тона,

      Порасскажет, – и все-то дела!

      Даже если такой не была.

      И о храбрости воинской дальше рассказ,

      В нём, как будто частушку дробя,

      Будет: «Мы воевали, конечно, за вас,

      Не щадили нисколько себя!»

      Дескать, все там сражались бесстрашно в бою,

      На врага смело шли напролом —

      За Отчизну свою и за волю свою…

      Всё, как в песне о времени том.

      Но кому она, правда, теперь-то нужна,

      Через семьдесят прожитых лет?

      Неприятное, грубое слово «ВОЙНА»,

      Ничего в нём хорошего нет!

      Он не скажет, что сердце ночами болит,

      Когда гулкая движется темь.

      И о том, настоящем, опять промолчит.

      Ах, зачем знать всю правду?! Зачем?!

      Как в болоте по самую шею увяз,

      Как шинелька сносилась до дыр.

      Как не выбили немцев с высотки. Приказ

      Им сурово отдал командир…

      И вставало малиново солнце с гряды…

      И кровавила марля бинтов.

      И щетинились зло заграждений ряды.

      Рёв стоял самолётных винтов.

      Исчезал моментально гордыни апломб.

      Небо пряталось в дыме и мгле.

      Не укрыться, казалось, от множества бомб

      На такой беззащитной земле.

      И кормить доводилось (голодному!) вшей:

      Был солдатский нерадостный быт.

      Отлежался в бою он в одной из траншей,

      Чтобы только убитым не быть.

      И считает не годы отныне, а дни,

      Головёнку печально склонив.

      И рожденье своё начинает с войны,

      На которой остался он жив!

      …Обопрётся на тросточку, как на пенёк,

      И скомандует снова: «Держись!»

      Отмеряет ему ежедневный паёк

      Насовсем уходящая жизнь.