LITMIR.BIZ

Скачать книгу

совершенно не ходасевичевскими, во всяком случае, очень неожиданными для него.

      Помню куртки из пахучей кожи

      И цинготный запах изо ртов…

      А, ей-Богу, были мы похожи

      На хороших, честных моряков.

      Голодали, мёрзли – а боролись.

      И к чему ж ты повернул назад?

      То ли бы мы пробрались на полюс,

      То ли бы пошли погреться в ад.

      Ну, и съели б одного, другого:

      Кто бы это видел сквозь туман?

      А теперь, как вспомнишь, – злое слово

      Хочется сказать: «Эх, капитан!»

      Повернули – да осволочились.

      Нанялись работать на купца.

      Даже и не очень откормились —

      Только так, поприбыли с лица.

      Выползли на берег, точно крабы.

      Разве так пристало моряку?

      Потрошим вот, как на кухне бабы,

      Глупую, вонючую треску.

      А купец-то нами помыкает

      (Плох сурок, коли попал в капкан),

      И тебя не больно уважает,

      И на нас плюёт. Эх, капитан!

      Самому тебе одно осталось:

      Греть бока да разводить котят.

      Поглядишь – такая, право, жалось.

      И к чему ж ты повернул назад?

      Это не к Ленину обращено, хотя и к Ленину тоже. Это скорее к народу, который собрался устроить гигантский переворот, а устроил в результате нэп.

      И надо сказать, что «наш ответ Чемберлену» – ответ со стороны Маяковского: «Многие товарищи повесили нос. // – Бросьте, товарищи! // Очень не умно-с», – это, конечно, не прямой ответ Ходасевичу, он этого стихотворения не знал, но это ответ многим, кому не понравился нэп. Так вот, Маяковский приспособился, и за это Ходасевич его ненавидит, хотя и признаёт в нём подлинного поэта. Маяковский примирился с крахом революционной утопии и стал работать на то, что получилось, а Ходасевич, который в эту утопию поверил, который её эстетически принял, который благодаря ей написал свои лучшие вещи в ледяном Петрограде 1922 года, – он не смог, эмигрировал. Сбежал не от революции, а от того, во что эта революция превратилась.

      Дело в том, что у Ходасевича самурайский этический кодекс: «В трудных ситуациях выбирай смерть». Жизнь всегда представляется ему унизительным компромиссом: «Ну и съели б одного, другого». Он же сказал эти страшные слова:

      Здесь, на горошине земли,

      Будь или ангел, или демон.

      А человек – иль не затем он,

      Чтобы забыть его могли?

      Это было роковое заблуждение. Огромным дефицитом XX века был именно человек, а ангелов или демонов было завались. Действительно, следовало ли говорить:

      Входя ко мне, неси мечту,

      Иль дьявольскую красоту,

      Иль Бога, если сам ты Божий.

      А маленькую доброту,

      Как шляпу, оставляй в прихожей.

      Да эта маленькая доброта была в XX веке драгоценнее всего! И пренебрежение ею – это как раз и есть демонизм самгинский,

Скачать книгу