LITMIR.BIZ

      Ночью запахло горелым. Мария вскочила, втянула носом странную, опасную гарь.

      Кинулась в комнату к Петру.

      – Петь, а Петь… Как ты?..

      – М-м-м-м-м-а-а-а-а… Что разбудила…

      – Петя, если можешь, встань. Мы, кажется, горим.

      Она кинулась к окну.

      И – отшатнулась.

      Огромное, гудящее рыжее пламя крепко обняло, плотно охватило, грызло угол дома. Красное зарево металось по потолку, по стенам. Марию прошиб ледяной пот.

      – Быстро одевайся… Самое необходимое – в сумки…

      Она уже заталкивала в сумку пожитки.

      Петр встал, застонал от боли в избитом теле. Шарахался по комнате. Забежал в кухню.

      – Мама, погоди… Может, пожарку…

      – Я стариков разбужу!

      Метнулась в подъезд. Огонь плясал на лестничной клетке.

      «Что это?! Мог плиту Пушкин горящую оставить. Газ мог рвануть! Старик Матвеев – он же курильщик – мог окурок на плинтус бросить… Все что угодно!» Мария затарахатела в дверь к старухе Лиде. «Не слышит, проклятье, не слышит. Она же сгорит!»

      Пока она стучала к старику Матвееву – Лидина дверь завизжала.

      – Батюшки!.. батюшки…

      – Скорее, Лида, скорее! Одевайся теплее! Шубу! Бери теплые вещи! В сумку!

      Матвеев не открывал. «Дверь высадить, что ли?! Такую дверь только ткни…»

      Она и ткнула: плечом нажала.

      И дверь подалась.

      Открыта была.

      «Спит с открытой дверью: смерти боится. Или, наоборот, ждет: приходи когда захочешь».

      И старик Матвеев твердо вышел навстречу Марии в белых, как степной снег, кальсонах. Высокий, длинный, как жердь. Кавалерист. Старый лагерник.

      – Что, Машер, что?!..

      – Все сбылось, Василий Гаврилыч! – прокричала она ему в лицо.

      И он улыбнулся бешено, светло.