ТОП просматриваемых книг сайта:
Эшелон на север. Виталий Бернштейн
Читать онлайн.
Часто снилась потом Гришке дедова хата, где прошли его счастливые детские годы. Просторная, добротно обустроенная – лучшая хата в Небраткове. Стояла она на краю села, на взгорке, оттуда видны были заречные луга, лесок за ними.
По деревенским понятиям семья Иванчуков считалась не такой и большой. Четверых детей подняли дед Василь с бабкой Катериной. Да еще один ребеночек умер у Катерины в ангельском возрасте – Бог дал, Бог и взял.
Когда объявили НЭП, Андрей, их старший сын, подался на строительные работы в Киев. Там и осел. Василь не одобрял этого, считал, что работа на земле – самая главная на свете. Но как потом оказалось, этим Андрей и оберег себя. А младший сын Захар остался с отцом, матерью в родном Небраткове, на Киевщине. Для него поставил Василь на своей усадьбе маленькую хатку – Захар женился недавно, детей пока не было. А в родительской хате, с Василем и Катериной, жили две дочери: семнадцатилетняя Настенька да еще Фрося с мужем и двумя сыновьями-мальцами. Хата большая, места хватало.
Хозяйство Иванчуков считалось зажиточным. Держали трех лошадей, двух коров, несколько свинок, десятка три кур. Земельный надел – восемь десятин. А еще владели ветряной мельницей. В соседней Алексеевке стояла большая мельница – жернова крутила паровая машина. Но и у деда Василя на его ветряке работа не переводилась. Помогал ему Захар, парень тихий, руки золотые, с любым механизмом разобраться мог.
Потом и Фросин муж в семье объявился, тоже помощник хоть куда. Происходил Микола из Алексеевки, из семьи небогатой, но работящей. Увидел как-то на посиделках миловидную, застенчивую Фросю – сразу влюбился. И ей Микола нравился. Поначалу Василь не давал согласия на их женитьбу. Не смея выходить из отцовской воли, Фрося по ночам тихо всхлипывала в подушку. Тогда вступилась мать. Редко перечила мужу Катерина, но тут был такой случай. И Василь смягчился. Свадьбу сыграли шумную.
«Примак» Микола – так называли мужей, принятых в семью жены, – очень быстро стал правой рукой деда. В отличие от тихого Захара, во всем послушного отцу, Микола, шумливый, скорый в движениях, иногда даже осмеливался перечить. Но по делу. Предложил, например, Микола, завести пчельник. Василь сперва сомневался, будет ли выгода. Все-таки попробовали – и Микола оказался прав. В базарные дни отвозил он пахнущий гречихой мед, собранный на заречных лугах, в Алексеевку или чуть дальше, на станцию Каменку. Хорошо продавался мед. Так и жили Иванчуки, трудились с утра до вечера, богатели своим трудом.
Но НЭП заканчивался, приближался «великий перелом». Ганна, жена Захара, работала в местной кооперативной лавке. Оттуда и приносила иногда московскую газету «Правду». После ужина, близоруко щурясь, Захар читал ее вслух отцу и Миколе. Месяц за месяцем все больше распалялась «Правда» от ненависти к деревенским «мироедам». Мрачнело лицо деда Василя, уныло вздыхал Захар. Только Микола, молодым пареньком, уже под конец гражданской войны, мобилизованный в Красную Армию, улыбался благодушно.
– Не волнуйтесь, батя. Не про нас писано. Не для того мы бились с беляками насмерть, чтобы трудовое крестьянство в обиду дать. Самые трудовые мы и есть. Неужто рвань эта – Ивашка Евтухов с его комитетом «незаможних селян»? Им бы только самогону нажраться да на сходе горло подрать. Работать они не больно-то любят – потому и незаможние. Кабы все деревенские работали, как мы, давно бы в городах перебоев с хлебом не было. Вот этими руками и себя кормим, и державу советскую. – Микола выбрасывал на стол, чисто выскобленный бабкой Катериной, огромные ручищи. Ладони в толстых мозолях, под кожей вздувшиеся вены гонят темно-синюю кровь, перекатываются бугры мышц.
Дед Василь ничего не отвечал Миколе, с сомнением качал головой.
В августе двадцать девятого года приспела в Небраткове пора «колхозного строительства». Приехал из райцентра уполномоченный с портфелем, с ним трое милиционеров. Созвали сход. Из семьи Иванчуков пошли на сход дед Василь, Захар, Микола. Да еще увязался за Миколой его семилетний малец Гришка… Запомнился Гришке тот день: пыльная площадь, вынесенный из сельсовета длинный стол, по торжественному случаю красной тряпицей застеленный, за столом – важный, толстомордый уполномоченный вместе с активистами из комитета «незаможних».
– Братишки-селяне! – закричал Ивашка Евтухов, разевая рот с выбитым недавно по пьянке зубом. – Вот и пришло наше, значит, счастливое времечко – сказала линия генеральная, что жить нам теперь одной колхозной семьей. Землица, живность, а также эти, значит, труда орудия – все будет общее.
– А как линия насчет баб распорядилась? – раздался из толпы чей-то охальный голос.
Расползлись в улыбке слюнявые Ивашкины губы.
– Про баб, значит, пока указания не поступало. А поступит – так обобществим за милую душу. Если партия велит…
Из-за стола сердито цыкнул уполномоченный. На полуслове замолчал Ивашка, потушил улыбку.
– Это шучу я, братишки. А если серьезно, то, не откладывая, пишите заявления, значит, добровольные в колхоз. Название ему привез товарищ уполномоченный очень даже верное – «Шлях к коммунизму». На той неделе сойдемся опять, правление выберем.