Югославия в XX веке. Очерки политической истории - Коллектив авторов

Скачать книгу

и земледельцы, сербы не видят необходимости селиться в городах»93. Соответственно, и городскую культуру они принимали в штыки. «Крестьяне буянят на сходках: не хотим людей в пальто», – писал очевидец в 1905 г.94 А радикальный официоз, «Самоуправа», призывал: «Село и крестьянин еще сохраняют сербскую народную мысль, и им необходимо уничтожить влияние города, этого гнезда иноземщины»95.

      Вместе с тем, город – в представлении «заведенного» радикалами крестьянства – был не только синонимом модернизации (той самой «иноземщины»), но и средоточием государственой системы – экономически немотивированной, насильственной машины, десятилетиями державшей сербское село под тяжким надзорно-налоговым прессом. Во время Тимокского восстания 1883 г. эти антисистемные настроения низов проявились в требовании перебить всех, носящих униформу и получающих жалованье96. Как видим, скрытая до поры до времени ненависть к «мундиру» трансформировалась чуть позже в неприятие городского костюма вообще: в 1889 г. толпа в Белграде закидывала камнями всех, чья одежда и поведение напоминали интеллигентов-напредняков. Двумя же годами ранее (на селе) селяки-радикалы в первую очередь «линчевали» представителей местных напредняцких властей: функционеров общин и полицейских чиновников97[22].

      Без понимания этого исторически-негативного отношения крестьянства к любой навязанной власти[23] (а радикалы в своем отрицании всех правительственных новаций лишь усиливали степень его ненависти к чиновникам – представителям и проводникам государственной воли[24]), невозможно объяснить столь высокий градус его же антимодернизационого настроя – «закрытое общество» противилось хоть малейшей попытке приоткрыть себя, особенно если таковая предпринималась «сверху»…

      Итак, первопричиной внутреннего столкновения в Сербии был идеологический конфликт, особенно обострившийся после обретения ею независимости. Он выражался в дихотомии: «либеральная идея – традиция», органично перекликаясь со знаменитым русским спором «западников» и «славянофилов»98.

      Вторая причина того, что политическая культура в Сербии находилась на столь «европейском» уровне, также была связана с патриархальностью – этим основным качеством сербского социума рубежа веков. В условиях, когда местечковая лояльность превалировала над национальной, а «патриархальные личные связи и равенство еще не успели замениться безличными отношениями, которые порождает индустриализация»99 (по точной дефиниции британского интеллектуала из 1918 г.), политическая партия воспринималась как одна семья, parteigenossen – как братья, а партийный лидер – как отец.

      Все это придавало межпартийной борьбе характер семейных ссор, наполняло ее излишними эмоциями и страстями. Тем самым опрощалось, становясь слишком «фамильярным», и отношение к государству – сам его образ переходил из сферы сакральной в область почти обыденной жизни. И в результате, находившиеся у власти

Скачать книгу

<p>22</p>

Русский путешественник-очевидец и видный славист П.А. Ровинский подчеркнул, что сербы «не терпят навязывания и особенно через полицию, которая у всех в страшной ненависти» (Ровинский П.А. Белград. Его устройство и общественная жизнь. Из записок путешественника. II // Русские о Сербии и сербах. С. 72).

<p>23</p>

По мысли Р. Самарджича, несмотря на то, что «Сербское княжество, чей аппарат заменил турецкий, и означало для крестьянина достижение независимости, за которую он дрался веками», он «не желал мириться с тем, что кто-то вмешивается во внутренний уклад его жизни, причем вмешательство это шло в основном по линии возрастания, в виду потребностей государственного строительства, его же налоговых обязательств» (Самарџић Р. Идеје за српску историју. Београд, 1989. С. 21).

<p>24</p>

Накануне Тимокского восстания, во время тайного собрания радикального руководства, его член из крестьян Димитрие Катич провозгласил: «Всех чиновников – под нож!» (Тодоровић П. Крал» Милан и Радикална странка // Тодоровић П. Српска ствар у Старој Србији. Успомене на крала Милана. С. 212).