Скачать книгу

же отваги, решительный и гордый.

      Он был «нетерпим» на каторге.

      Он не отказывался работать, но если ему или кому-нибудь из его товарищей назначали работу «не по правилам», он протестовал тем, что бросал работать.

      Он был вежлив и почтителен, но, если его ругали, он повертывался и уходил.

      Если ему делали замечание «зря, не за дело», он возражал.

      – Ему слово, а он – десять.

      Он был прямо помешан на справедливости. И водворял ее всюду как мог.

      – Словно не мы его, а он нас исправлять сюда приехал! – обиженно рассказывал мне о нем чиновник.

      К тому же «пороться» за свои дерзости Балад-Адаш не давался.

      – Его на «кобылу» класть, а он драться. «Не позволяем меня розгам трогать! Себе, другим, каким попало, резать будем! Не трогай лучше!» – кричит. Что с ним поделаешь?!

      – Связать бы да выдрать хорошенько! – перебил кто-то, присутствовавший при разговоре.

      – Покорнейше благодарю. Сегодня его свяжешь и выдерешь, а завтра он тебе нож в бок. С этими кавказцами шутки плохи.

      В это время на Корсаковский округ налетел – именно не приехал, а налетел – новый смотритель поселений Бестужев.

      Человек вида энергичного, силы колоссальной, нрава крутого, образа мыслей решительного: «Какие там суды? В морду, да и все».

      К нему-то и отправили для «укрощения» Балад-Адаша.

      Отправили с ответственным предупреждением, что это за экземпляр.

      Весь округ ждал.

      – Что выйдет?

      Но пусть об этом рассказывает сам энергичный смотритель.

      – Выхожу из канцелярии. Смотрю, стоит среди арестантов тип этакий. Поза свободная, взгляд смелый, дерзкий. Глядит, шапки не ломает.[6] И все, сколько здесь было народу, уставились: «Что, мол, будет? Кто кого?» Самолюбие заговорило. Подхожу. «Ты что, мол, такой-сякой, шапки не снимаешь? А? Шапку долой!» Да как развернусь, – с ног!

      Балад-Адаш моментально вскочил с земли, «осатанел», кинулся на смотрителя: «Ты драться?»

      Я развернулся – два. С ног долой, кровь, без чувств унесли. Поединок был кончен. Балад-Адаш укрощен.

      – Думали потом, что он его зарежет. Нет, ничего, обошелся, – рассказывали мне другие чиновники.

      – Плакал Баладка в те поры шибко. Сколько дней ни с кем не говорил. Молчал, – рассказывали мне арестанты.

      Я видел Балад-Адаша. Познакомился с ним.

      Балад-Адаш действительно исправился.

      Его можно ругать, бить. Он дается сечь сколько угодно, и ему частенько приходится испытывать это удовольствие: пьяница, вор, лгун, мошенник, доносчик; нет гадости, гнусности, на которую не был бы способен этот «потерявший невинность» человек.

      Лентяй – только и старается, как бы свалить свою работу на других.

      Он пользуется презрением всей каторги и принадлежит к хамам – людям совсем уж без всякой совести, самому презренному классу даже среди этих подонков человечества.

      Я спрашивал его между прочим и об «укрощении».

      Балад-Адаш чуть-чуть было нахмурился, но сейчас же улыбнулся во весь рот, словно вспоминая о чем-то очень

Скачать книгу


<p>6</p>

Балад-Адаш знал, что его прислали для «укрощения».