Скачать книгу

себе насильственной лозой

      И труд, и собственность, и время земледельца.

      Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

      Здесь рабство тощее влачится по браздам

      Неумолимого владельца.

      Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

      Надежд и склонностей в душе питать не смея,

      Здесь девы юные цветут

      Для прихоти бесчувственной злодея…

      Эти стихи могли бы прозвучать как революционные, но заключение пьесы делало ее невинной. Поэт восклицает:

      Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

      И рабство, падшее по манию царя…

      Эти последние строки, конечно, понравились Александру Павловичу. Он сказал генералу: «Поблагодарите Пушкина за добрые чувства, которые внушают его стихи».

      Казалось бы, все складывалось очень благополучно для поэта, но, как нарочно, появилось еще несколько эпиграмм и пьес, у которых не было таких мирных концовок, лестных для государя. Все эти пьесы приписывали Пушкину. «Рождественская сказка» («Ура! в Россию скачет кочующий деспот…») метила в самого императора. А тут еще целый поток эпиграмм на архимандрита Фотия,[193] на князя А. Н. Голицына, на графа Аракчеева, на А. С. Стурдзу[194]… Некоторые из этих эпиграмм, не без основания приписываемых Пушкину, были очень удачны. Вот, например, на А. С. Стурдзу, яростного реакционера, чья звезда особенно ярко горела во время Аахенского конгресса:[195]

      Холоп венчанного солдата,

      Благодари свою судьбу:

      Ты стоишь лавров Герострата

      Иль смерти немца Коцебу.

      Обиженные скрежетали зубами и требовали уничтожения Пушкина. Друзья умоляли поэта поберечь себя. Но Пушкин как будто сам хотел какой-то развязки той оппозиционной кампании, которую он вел открыто и дерзко. В поведении Пушкина было что-то непонятное. Он громко в обществе острил над Александром Павловичем. Однажды в Царском Селе был переполох. Сорвался с цепи медведь. Боялись, что он в парке бросится на царя. Пушкин говорил по этому поводу: «Нашелся один человек, да и тот медведь!» Когда кто-то советовал ему быть осторожнее, он смеялся громко: «Теперь самое безопасное время – по Неве лед идет», то есть Петропавловская крепость отрезана от центра. В театре он показывал соседям портрет Лувеля,[196] убийцы герцога Беррийского,[197] с надписью: «Урок царям».

      В 1825 году, в плену Михайловской ссылки, Пушкин собирался писать Александру I письмо, которое, по счастью, не послал. В черновике, объясняя свое поведение, писал он между прочим: «Мне было двадцать лет в 1820 году…» «Разнесся слух, будто бы я был отвезен в Секретную канцелярию и высечен. Я последним узнал об этом слухе, который стал уже общим. Я увидал себя опозоренным в общественном мнении…» Далее Пушкин признается, что готов был или покончить жизнь самоубийством, или убить царя. «Я решился тогда, – пишет Пушкин, – вкладывать столько неприличия и столько дерзости в свои речи и в свои писания, чтобы власть вынуждена была,

Скачать книгу


<p>193</p>

Фотий (1792–1838) – известный церковный деятель, выступал против масонства. Эпиграмма Пушкина «На Фотия» начиналась словами «Полу-фанатик, полу-плут» (1824).

<p>194</p>

Стурдза Александр Скарлатович (1791–1854) – сын бывшего правителя Бессарабии, служивший в Министерстве иностранных дел, автор многочисленных книг по религиозным и политическим вопросам.

<p>195</p>

Аахенский конгресс (прав. Ахенаи) – состоявшийся в 1818 г. в Ахене конгресс Четверного союза, куда входили Россия, Пруссия, Австрия, Англия.

<p>196</p>

Лувель Луи Пьер (1783–1820) – рабочий-седельщик, заколовший 13 февраля 1820 г. герцога Беррийского, наследника французского престола.

<p>197</p>

Герцог Беррийский Шарль Фердинанд (1778–1820) – второй сын графа д’Артуа, впоследствии французского короля Карла X и Марии Терезии Савойской.