LITMIR.BIZ

Скачать книгу

вьющейся шевелюрой, перстнем на пальце и жизнерадостным, никогда не покидающим щек румянцем.

      Котеночкин был знаменит тем, что сам оформлял свои книжки. Он все делал сам. Вырезал что-то из цветной бумаги и клеил. Рисовал картинки. Писал от руки стихи. Почерк, кстати, был у него прекрасный, и книжки получались очень милыми, своей сорочьей пестротой напоминая былые девичьи альбомы. Но человек он был милый, простодушный, искренне считал себя философом и поэтом, и без него немыслимы были наши гулянки.

      Заглядывал под тент Хруль – таким же в точности он вышел на своей классической фотографии, открывающей знаменитый трехтомник. Меланхоличное лицо, клок шелковистых волос на лбу и неровный пароходный нос. Он появлялся в сумерках с одной из своих обожательниц. Никто не помнил их имен, да в этом не было необходимости, бессловесные весталки сменяли друг друга с ритуальной последовательностью. Они охраняли длиннокурого бога с золотым локоном, но смеркалось, бог обращался в тень – только кроссовки двумя сугробиками светились под столом. Автор строчки:

      «Мне в жизни немного осталось:

      спасение, смерть и причастье», —

      не хотел выпускать славу, но она выкатилась из рук. Он хотел повеситься, но, написав об этом несколько стихотворений, тему исчерпал. Стал пить, называя почему-то водку абсентом. Это на него ходила эпиграмма:

      «Водку путает с абсентом,

      Бархат путает с брезентом».

      Или что-то в этом роде.

      И стоял до утра бедлам. Мелькал фартук Любочки – неутомимой помощницы Ольги Петровны.

      «Ленточка в косе-е…

      Кто не знает Любочку?

      Любу знают все-е!»

      У стойки, сбоку от кассы…

      – Мне тут удобно, да и светлее, не беспокойтесь, ради бога…

      Изогнувшись вопросительным знаком, сжался Анатолий Резик. Он писал, писал всю ночь напролет. Ручка петляла, неслась зигзагами, проваливались строчки, взвивались вверх, хаос, хаос, хаос… И при этом ровные громадные поля. На одном женское лицо с отвалившимися губами. На другом рак с человеческими глазами.

      – Господи, что за пакость вы рисуете? – Ольга Петровна морщится.

      – Вам не нравится? – и упавшим голосом: – Так ведь одиноко ему там, на дне, плохо… И плакать нельзя. Как в воде плакать?

      – Кому плохо?

      – Да вот же, Ракужнику.

      Ракужник – странное слово.

      И снова прерывистый шепот:

      – А вы посмотрите, у него и хвостик как у ужа…

      Взрыв хохота сминает фразу. Анатолий Васильевич втягивает голову в плечи:

      – Ах, что это я. – Маленькая лапка царапает стойку.

      Ракужник. Туман.

      «А-я-яй, девчонка, где взяла такие ножки?»

      Где? Ну где?

      На полу шуршали пакеты из-под чипсов и орешков. Жестяные внутренности отражали свет. И под гитару простуженный голос уводил в ночь уже пьяные слова.

      Люба сбрасывала со столов скорлупу. Неулыбающийся

Скачать книгу