LITMIR.BIZ

Скачать книгу

Камуфляжный режим был отключен, комбинезоны сияли ослепительной белизной, которая по мнению Службы Идей должна была означать необычайную чистоту помыслов Службы Опеки. Но для любого, хоть немного разбирающегося в биочипах, она означала просто один из режимов работы комбинезона-перевертыша.

      У «хамелеона», стоявшего справа, на плечах были нашивки курсанта Высшей Школы Опеки. Ему было лет шестнадцать, не больше – возраст, в котором на патриархальном Харите уже становились мужчинами, а в более индустриальных обществах еще только заканчивали школу. У него был пухлый детский подбородок и глаза цвета арморпласта.

      – Что ж вы императора-то в карцере держите, – спросил ван Эрлик, неторопливо застегивая ширинку.

      Курсант ничего не ответил, а другой «хамелеон», постарше, вынул из кобуры станнер и, нацелив его чуть ниже пояса, сказал:

      – Вылижи.

      Ван Эрлик молча ударил его. Когда знаешь, что боль прийдет, ее можно немного контролировать, и удар получился довольно внушительный, сержант отлетел к переборке метра на три, а ван Эрлик рухнул на пол, подкошенный серебряным хлыстом боли. Сержант вскочил мгновенно и поддел заключенного ногой в живот, ван Эрлик заорал, и когда пират уклонился от следующего пинка, боль от быстрого движения оказалась куда сильней боли от удара.

      – Прекратить!

      Ван Эрлик медленно приходил в себя. Он сидел на полу, запястья, схваченные нейронаручниками, пылали так, словно их сунули в реактор.

      – Что вы себе позволяете, сержант? – резко сказал курсант Школы Опеки.

      И, повернувшись к ван Эрлику:

      – Два часа назад ты убил его сына.

      Ван Эрлик молча посмотрел на сержанта. Красные лопатообразные руки, торчащие из белоснежных рукавов, были усеяны шрамами от плавиковой кислоты. Преданность – дорога с двусторонним движением. Трехтонный мешочник считал врагами всех, кроме своего воспитателя. Чтобы добиться такого эффекта, мешочника не оставляли ни на секунду. Поводырь лоеллианина тоже не имел в жизни ничего, – ни семьи, ни детей, ни друзей, – одну только выросшую в его ладонях клетку, превратившуюся в черную тушу, с которой он ел, спал, жил, и разговаривал настолько, насколько туша его понимала.

      – Жаль, что не тебя, – отозвался ван Эрлик.

      Курсант ничего не ответил пленнику. Детские пухлые губы обиженно дернулись.

* * *

      Лепестковые двери разошлись бесшумно – ван Эрлик, зажатый между конвоирами, шагнул в залитый ослепительным светом медотсек.

      Шуршали, как мыши, приборы, в воздухе над командным столом сновали кривые и числа, у человека за столом были белые волосы с черными кончиками и глаза с характерным фиолетовым просверком, выдававшем уроженца столичной Митры. На белом кителе сверкали серебряные погоны, на груди – алый трилистник. Медаль «За доблесть и принца Севира», – выпущенная в считанных экземплярах после войны. По официальной формулировке, медаль вручалась «не токмо за героизм и храбрость, но ежели отличившийся совершил нечто, приблизившее

Скачать книгу