LITMIR.BIZ

      Бодался теленок с дубом

      Настоящие воспоминания относятся к периоду, о котором писатель говорит в пятом дополнении к очеркам «Бодался теленок с дубом»: «При казалось бы “широком” (потом все у'же) сочувствии ко мне общества – нас, работающих в самой сердцевине, было всегда менее десятка, в центре координации – Люша Чуковская. А работы было изнурительно много, и все с прятками: не всегда повези, не везде оставь, не по всякому телефону звони, не под всяким потолком говори, и напечатанное не хранить, и копирку сжигать, а переписка только с оказиями, по почте нельзя» [43].

      «Переписка только с оказиями…» Вот роль одной из «оказий» по трассе Москва – Рязань я и исполнял. Материал, который необходимо передать, приносила к поезду Елена Цезаревна Чуковская (Люша). При первой встрече мы условились, что когда Александру Исаевичу потребуется моя помощь, мне позвонят «от Миши».

      В моей семье этот псевдоним с Солженицыным связан накрепко, и спустя годы, когда в октябре 1970-го появилось сообщение о присуждении ему Нобелевской премии, отец сообщал мне в письме: «Насчет Миши ты уже знаешь?! Интересно, как поведет себя он и что теперь скажет его начальство?»

      На этих страницах я частенько привожу факты из собственной биографии. Думается, это неизбежно в воспоминаниях. Как заметил в аналогичной ситуации Борис Пастернак: «Я не пишу своей биографии. Я к ней обращаюсь, когда того требует чужая». Понимаю слова генерала Петра Григоренко, описывающего поездку к А. И. Солженицыну: «Не торопясь ели, и лилась беседа. О чем? Теперь трудно все вспомнить, да, может, и не надо, поскольку два собеседника по прошествии нескольких лет одну и ту же беседу вспоминают по-разному. Беседу с Великим человеком всегда запоминают в выгодном для себя свете» [22].

      Я на память не жалуюсь и за точность воспроизведения фактов и диалогов ручаюсь. Тем более, что, в отличие от очерка «Исаич», где речь идет о будничных отношениях ученика с одним из учителей, в «Мише» описываются эпизодические встречи с очень известным человеком, которые, естественно, врезываются в память.

      То, что мой школьный учитель – писатель, я узнал 19 ноября 1962 года. Как сейчас помню, я – студент второго курса Рязанского радиотехнического института – пришел домой, озабоченный предстоящей экзаменационной сессией. Едва переступил порог, отец спрашивает:

      – У тебя в школе, кажется, был учитель по фамилии Солженицын?

      – Да, физик – отвечаю с удивлением, поскольку родитель никогда не проявлял особого интереса к моим учебным делам, а школьная тема и подавно уже более года как была исчерпана.

      – Смотри-ка, он, оказывается, великий писатель – говорит отец, протягивая мне свежий номер «Известий».