LITMIR.BIZ

Скачать книгу

– Эрнста Неизвестного, оказавшегося ее давним поклонником.

      С Сулой все сложилось труднее. Хотя она знала четыре языка, ни один из них не был общим. Приступая к осаде, я задал вопрос, банальный, как Е2-Е4:

      – Кто твой любимый поэт?

      – Ты, конечно, думаешь, что я скажу Райнис, – обрадовалась Сула, – но я назову Александра Чака.

      Первый хоть был соседом по даче, о втором я только слышал.

      – Это латышский Маяковский?

      – Сам ты Маяковский, – обиделась Сула и взялась за мое образование.

      Мы слушали оперы Альфреда Калныньша, посещали выставки Яниса Анманиса, читали стихи Иманта Зиедониса, ходили на спектакли театра «Dailes», смотрели боевик Рижской киностудии «„Тобаго“ меняет курс» и закусывали серым горохом в пивной «Kamielis». Всё было без толку, потому что по-латышскому у меня была твердая двойка, которую только в аттестате сердобольно заменили прочерком.

      Русским Сула не интересовалась вовсе. Чтобы ее переубедить, я написал для нее сочинение о любви, которое она добросовестно перевела на латышский.

      – Из всех искусств «одной любви музыка уступает», – писал я в нем, опустив кавычки в расчете на то, что в латышской школе не помнят Пушкина, но это не помогло, и Суле влепили тройку.

      Культурная программа достигала кульминации в момент прощания. Согласно этикету свидания к нежностям (в теплом парадном, прячась от входящих и выходящих) позволялось приступать лишь ввиду предстоящей разлуки, хоть мы и встречались каждый вечер. Несмотря на мешающую всему зиму, наши половонезрелые отношения шли сверху вниз и становились увлекательнее от поцелуя к поцелую.

      О первом я, не в силах скрыть улыбку, рассказал бабушке.

      – Какие тебе нравились мальчики? – спросил я ее в ответ на собственную откровенность.

      – Молчаливые, – вздохнула она, – но их всех поубивали еще в Гражданскую.

      Молчать я не умел, целоваться тоже, но это оказалось и не важным, ибо на самом интересном месте нас прервал национальный вопрос. Его поставил ребром паспортный стол, когда мне стукнуло шестнадцать.

      Как всякое дитя смешанного брака, я хотел быть русским, но власти не предусматривали такой альтернативы.

      – Либо национальность отца, – брезгливо пресекла паспортистка мою попытку примазаться к великороссам, – либо – матери.

      В переводе на советский, вопрос стоял так: жить мне евреем или нет. Отцу мои сомнения казались нелепыми.

      – Полукровок не бывает, – сказал он, – ты всегда будешь евреем, так хоть в документах – украинцем.

      Послушав его, я отказался от праотцов и был за это немедленно наказан. Узнав о том, что я стал украинцем, Сула изгнала меня из Эдема ее подъезда, как преданный мною Бог – Адама.

      – Вспомни Масаду! – сказала она мне на прощание, и я ушел, посыпая голову пеплом «Примы», которую мы курили, когда не могли достать «Элиту».

      Старые рижские евреи были билингвами. Они виртуозно владели двумя языками – своим и чужим:

Скачать книгу