ТОП просматриваемых книг сайта:
Вот жизнь моя. Фейсбучный роман. Сергей Чупринин
Читать онлайн.Название Вот жизнь моя. Фейсбучный роман
Год выпуска 2016
isbn 978-5-386-08894-1
Автор произведения Сергей Чупринин
Жанр Биографии и Мемуары
Серия Лидеры мнений
Издательство ""Группа Компаний ""РИПОЛ классик""
Но тут вдруг вызывают меня к Евгению Алексеевичу. Вхожу. И он, весь как маков цвет, бросает мне: «Меняйте заголовок». Начинаю что-то возражать, объясняю, почему именно эта строка ложится на материал лучше прочих. Но Кривицкий меня не слушает: «Меняйте». – «Но почему?» – «Потому, – захлебывается от ярости[207] Евгений Алексеевич. – Потому что Пастернак предал нашу Советскую Родину!»
И это уже 80-е годы, ближе к середине.
Выхожу из кабинета, «Чего это он?» – спрашиваю у Люси, секретарши Кривицкого. «У, – говорит, – тут на него Альберт так по телефону орал, что у меня, в приемной, стекла тряслись».
Мариэтта Чудакова, надеюсь, не слишком рассердится на меня за новеллу, где она выступает в роли главного действующего лица.
Но сначала антураж: «Литературная газета» еще на Цветном бульваре, и я занимаю крохотную (стол, стул и кресло для одного посетителя) комнатку, дверь которой выходит прямиком в кинозал.
И повод к действию: Фазиль Искандер только что напечатал повесть «Морской скорпион» в журнале «Наш современник» (да, да именно там, куда, как и в «Дружбу народов», ушли авторы разбомбленного «Нового мира»). Повесть, как мне сейчас помнится, не из самых у Фазиля сильных, но автор неоднозначен, соответственно откликнуться на нее «Литературная газета» может только «Двумя мнениями об одной книге» (был в нашем Гайд-парке тогда такой формат).
Кому я заказал отрицательное мнение, уже не помню. А за положительное взялась Чудакова. И вот, когда стало известно, что материал ставят в очередной номер, прихожу я утром во вторник на работу и вижу: на стульчике у моей двери скромно сидит Мариэтта Омаровна. Зная литгазетовский обычай кромсать текст в отсутствие автора, она, оказывается, взяла у себя в Ленинке отпуск на неделю за свой счет и будет теперь здесь дежурить[208]. Где дежурить? Естественно, в моем кабинетике, и я, грешным делом, за эту неделю ее едва не возненавидел: ну, в самом-то деле, ни чихнуть тебе по свободе, ни потрепаться с кем-нибудь по телефону. Хотя, чтобы быть справедливым, ей с моим участием удалось-таки за эти дни отбить атаки на два своих абзаца и даже снять один пассаж, совсем уж одиозный, в тексте своего оппонента.
И вот понедельник, день выпуска газеты. Я появляюсь на работе, а никакой Мариэтты Омаровны на стульчике у двери, для нее уже родном, нету. И сразу же звонок от Люси, секретарши нашего куратора Евгения Алексеевича Кривицкого: «Срочно, Сережа, бегом!» Ну, бегом так бегом. Спускаюсь на второй этаж, вхожу куда звали, а там… И не напротив Евгения Алексеевича, как положено, а рядышком с ним сидит Мариэтта Омаровна и что-то заместителю главного редактора втолковывает. Хочет, как она мне потом, смеясь, рассказывала, уговорить его снять какую-то совсем уж дурацкую, на той же полосе, чужую статью. «Ну вот это уж нет!..» –
«Неприкасаемый» – вообще-то правильнее бы, конечно, «неприкосновенный», но говорили именно так – «неприкасаемый», когда речь заходила о человеке, которого от любых неприятностей спасало и из-под любой критики выводило его собственное должностное положение, высокие правительственные награды (премии) или родственные (как вариант, земляческие) связи.
«Захлебывается от ярости…» – «И ведь наверняка искренне кричал, с болью. Вот это самое фантастическое…» – откликнулась в комментах на эти слова Алиса Ганиева.
«Будет теперь здесь дежурить…» – такая практика была в те годы вообще в обычае. «Опасаясь редакционного произвола, – вспоминает Ю. П. Изюмов, – некоторые писатели и, в особенности, поэты на время прохождения их произведений проводили в редакции весь технологический цикл, являясь с утра как на работу и внимательно перечитывая свой текст на каждой стадии его продвижения. Андрей Вознесенский в таких случаях приезжал из Переделкина на такси (своей машины у него не было) прямо к 10 утра, а в день подписания номера сидел в типографии, пока не получал из ротационного цеха еще теплые, с невысохшей краской авторские экземпляры. «Знаю я вас, – говорил он, – чуть недоглядишь, и на месте самого важного для меня стихотворения появится какая-нибудь виньеточка». И был прав. В литературном нашем разделе вкусовщина и перестраховка наличествовали, как и обычай давать им волю потихоньку от авторов. Поэтому и Евтушенко лично сопровождал свои публикации с таким же тщанием. Уж он-то на собственном опыте не раз убеждался, как в какой-то неуловимый момент из уже подписанной дежурным редактором полосы могло вылететь стихотворение, не понравившееся главному или знатоку поэзии из Главлита» (Ю. Изюмов, http://izyumov.ru/Vospomi-naniy_LG/Takova_redak_jizn.htm).