LITMIR.BIZ

Скачать книгу

и лицами, молодые и не очень. Он нырнул в сторону мифов. Его тяжело читать, хотя он достаточно несложен. Его приятно смотреть, хотя он достаточно сложен.

      Вернемся к Дега. Это художник большой классической кухни. Он конгениален своему времени, что бывает крайне редко. Он описал реальный мир так, как его не описывал больше никто. Как живописец он входит в небольшую категорию живописцев мира. И он необычайно глубок. Эти розовые полоски, эти еле написанные руки, платок, букет… Кажется, что это просто невозможно – так писать картины. Дега – художник кантиленный. Это означает продленность картины за картиной – крайне редкое свойство. Есть музыканты, у которых звук длиннее: они еще не ударили по клавишам, а звук уже идет. Кантиленность – это когда музыки больше, чем движений. Очень редкое явление. Про таких музыкантов говорят: они кантиленные. И вот Дега был кантиленный художник. Его картины больше, чем то, что он писал.

      Любой художник есть только мир, в который он себя поместил. Скажем, «Дон Кихот» Сервантеса: мир, которым Сервантес насыщает свой роман, намного больше, чем то, что он описывает и что мы читаем. Наша мысль лишь подходит к краю его идеи. А что такое идея? Сервантес пишет о том, что такое конец истории, когда и как кончится история: когда она закончится, его мир перестанет существовать. Но это не так. И, хотя, он, как Шекспир, насыщает все вокруг себя, там не только есть его время, там есть и будущее время. Он создает мир, который содержит в себе намного больше, чем то, что о нем написано.

      Вот и Дега как художник больше того, что он показывает. Насколько же он больше того, что описывает! А описывает он каких-то женщин, проживающих в провинциальном городе, у которых головы забиты глупыми идеями, какие-то незамысловатые истории… Вероятно, он показывал нам, что мы сами себя не знаем. Мы себя воображаем такими, какими хотели бы быть. Мы галлюцинируем. Мы полуфабрикаты, недовоплотившиеся. Если Ренуар равен самому себе, то Дега, как и Моне, как каждый большой художник, вмещал в себя намного больше того, что он изображал.

      Если Дега создает впечатление параллельной классической традиции, то Тулуз-Лотрек обрезает все нити. Правда, он предложил совершенно другой штрих стилеобразования: у него фантастическая жестокость, немыслимый темперамент во всем – в композициях, линиях и цвете. Он все время как оголенный нерв. Как можно писать такой серо-буро-малиновый, такой красно-малиновый цвет? Этот цвет в реальности похож на свежую говядину, а он все мажет и мажет этим цветом.

      Анри де Тулуз-Лотрек. Портрет работы Джованни Болдини

      Никакой радости у Тулуз-Лотрека нет. Женщины все страшные. Он вообще жестко их пишет: и эта уродка, и та уродка, и все они уродки, и жесты их уродливые и вульгарные. Он как бы говорит: в этом месте живут уродство и порок. И пишет все это жестко, такой жесткой линией, точеной, нигде не ошибаясь, никогда и ни в чем. Все это беспощадно.

      У него есть картина «Клоунесса Ша-Ю-Као, застегивающая корсаж». Мы видим растекшуюся женщину, втиснутую

Скачать книгу