LITMIR.BIZ

      На крутой горе, под Калугой,

      Повенчался Ус с синей вьюгой.

      Лежит он на снегу под елью,

      С весела-разгула, с похмелья.

      Перед ним всё знать да бояры,

      В руках золотые чары.

      «Не гнушайся ты, Ус, не злобуй,

      Подымись, хоть пригубь, попробуй!

      Нацедили мы вин красносоких

      Из грудей из твоих из высоких.

      Как пьяна с них твоя супруга,

      Белокосая девица-вьюга!»

      Молчит Ус, не кинет взгляда, —

      Ничего ему от земли не надо.

      О другой он земле гадает,

      О других небесах вздыхает…

      Заждалася сына дряхлая вдовица,

      День и ночь горюя, сидя под божницей.

      Вот прошло-проплыло уж второе лето,

      Снова снег на поле, а его всё нету.

      Подошла, взглянула в мутное окошко…

      «Не одна ты в поле катишься, дорожка!»

      Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.

      «Хорошо б прижаться к золотым иконам…»

      Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…

      «На кого ж похож ты, светлоглазый отрок?..

      А! – сверкнули слёзы над увядшим усом. —

      Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»

      Радостью светит она из угла.

      Песню запела и гребень взяла.

      Лик её старческий ласков и строг.

      Встанет, присядет за печь, на порог.

      Вечер морозный, как волк, тёмно-бур…

      Кличет цыплят и нахохленных кур:

      «Цыпушки-цыпы, свет-петушок!..»

      Крепок в руке роговой гребешок.

      Стала, уставилась лбом в темноту,

      Чешет волосья младенцу Христу.

      Любовь Столица, Любовь Столица,

      О ком я думал, о ком гадал.

      Она как демон, она как львица, —

      Но лик невинен и зорьно ал.