Скачать книгу

набралась густая толпа народу, не в прорез. Арестанты толпились в своих полушубках и в половинчатых шапках у хлеба, который резал им один из кашеваров. Кашевары выбирались артелью, в каждую кухню по двое. У них же сохранялся и кухонный нож для резания хлеба и мяса, на всю кухню один.

      По всем углам и около столов разместились арестанты, в шапках, в полушубках и подпоясанные, готовые выйти сейчас на работу. Перед некоторыми стояли деревянные чашки с квасом. В квас крошили хлеб и прихлебывали. Гам и шум был нестерпимый; но некоторые благоразумно и тихо разговаривали по углам.

      – Старичку Антонычу хлеб да соль, здравствуй! – проговорил молодой арестант, усаживаясь подле нахмуренного и беззубого арестанта.

      – Ну, здравствуй, коли не шутишь, – проговорил тот, не поднимая глаз и стараясь ужевать хлеб своими беззубыми деснами.

      – А ведь я, Антоныч, думал, что ты помер; право-ну.

      – Нет, ты сперва помри, а я после…

      Я сел подле них. Справа меня разговаривали два степенные арестанта, видимо стараясь друг перед другом сохранить свою важность.

      – У меня небось не украдут, – говорил один, – я, брат, сам боюсь, как бы чего не украсть.

      – Ну, да и меня голой рукой не бери: обожгу.

      – Да чего обожжешь-то! Такой же варнак; больше и названья нам нет… она тебя оберет, да и не поклонится. Тут, брат, и моя копеечка умылась. Намедни сама пришла. Куда с ней деться? Начал проситься к Федьке-палачу: у него еще в форштадте дом стоял, у Соломонки-паршивого, у жида, купил, вот еще который потом удавился…

      – Знаю. Он у нас в третьем годе в целовальниках сидел, а по прозвищу Гришка – Темный кабак. Знаю.

      – А вот и не знаешь; это другой Темный кабак.

      – Как не другой! Знать ты толсто знаешь! Да я тебе столько посредственников приведу…

      – Приведешь! Ты откуда, а я чей?

      – Чей! Да я вот тебя и бивал, да не хвастаю, а то еще чей!

      – Ты бивал! Да кто меня прибьет, еще тот не родился; а кто бивал, тот в земле лежит.

      – Чума бендерская!

      – Чтоб те язвила язва сибирская!

      – Чтоб с тобой говорила турецкая сабля!..

      И пошла ругань.

      – Ну-ну-ну! Загалдели! – закричали кругом. – На воле не умели жить; рады, что здесь до чистяка добрались…

      Тотчас уймут. Ругаться, «колотить» языком позволяется. Это отчасти и развлечение для всех. Но до драки не всегда допустят, и только разве в исключительном случае враги подерутся. О драке донесут майору; начнутся розыски, приедет сам майор, – одним словом, всем нехорошо будет, а потому-то драка и не допускается. Да и сами враги ругаются больше для развлечения, для упражнения в слоге. Нередко сами себя обманывают, начинают с страшной горячкой, остервенением… думаешь: вот бросятся друг на друга; ничуть не бывало: дойдут до известной точки и тотчас расходятся. Все это меня сначала чрезвычайно удивляло. Я нарочно привел здесь пример самых обыкновенных каторжных разговоров. Не мог я представить

Скачать книгу