LITMIR.BIZ

Скачать книгу

был необычаен. От солдатского сукна шел запах пудры, белые лосины были сладкого, вяжущего цвета. Пушкин писал ему стансы, Николай покорял его, потому что Пушкин был человек другой породы.

      Грибоедов выгнулся к императорской ложе и прищурил глаз. Он перехитрит его.

      Были рукоплескания, требовали повторения гимна – российского, национального, того самого, что сочинил немец для английского короля.

      Во втором ряду у прохода – об этом никто не знал – сидело озорство в черном чопорном фраке. Он вгляделся в упор. Прямо перед ним благолепная, голая, как младенец, была лысина сановника.

      Лысины внушали ему страх. В оголенных человеческих головах были беспомощность и бесстыдство. Он ненавидел лысых и курносых.

      Он вспомнил, как когда-то громко хлопал один плешивец дурной актрисе, а он сидел сзади, как ему это надоело и как он спокойно хлопнул по лысине. Он был молод и дерзок тогда, полицеймейстер опешил, и он получил странный выговор:

      – Что уж это за аплодисман, господа, по лысинам.

      Этим он тогда и отделался. С улыбкой он смотрел на теперешнюю лысину.

      Вдруг взвился занавес, и человек с лысиной крикнул:

      – Браво!

      Тогда, все стой же радостной улыбкой, он спокойно протянул узкую руку и тихо шлепнул по лысине. Откачнулся.

      На него выкатились человеческие глаза, голубые, старые, бешеные. Они столкнулись с недвижным взглядом, обращенным на сцену, знаменитыми очками и высоко поднятой знаменитой головой.

      Человек задыхался. Он прянул и недоумевал.

      Он поерзал на месте и еще раз тревожно и подозрительно посмотрел на Грибоедова. Потом пригладил голову и поглядел в сторону лож.

      Грибоедов понял: в неверной темноте человек подумал, что ему почудилось.

      Он отвык от театра и был пьян от театра, как человек, давно не пивший, сразу пьянеет от вина.

      Шел балет «Ацис и Галатея».

      Ацис метался по сцене прыжками из одного угла в другой и прижимал к сердцу руки. Это между прочим помогало ему в прыжках. Музыка швыряла его, куда хотела. Он ходил на носках, и тянулся в струнку, и застывал, и вдруг его снова начинало метать по сцене. Наконец он покружился и упал на одно колено. Перышко на шапочке у него трепыхалось, он громко дышал и улыбался. Пудра валилась у него с носу. Заслышав хлопки, он встал, поклонился в пояс и снова упал на одно колено.

      В трико Галатеи, с крылышками за спиной, маленькими шажками выплыла из кулис Катя Телешова, проплыла до Ациса и поскакала дробью по очерченной мелом на полу линии назад. Поворачивая голову, она проскакала мелким стаккато до другого конца. К хлопкам она привыкла и тотчас, как они раздались, с готовностью присела, как цирковая лошадь.

      Ацис сразу же встал с колен.

      Но Грибоедов не смотрел на Ациса.

      Катя Телешова, которую он знал, как свою грудь и свои руки, приседала на сцене.

      У нее были небольшие ноги, коричнево-розовые; уверенные в беспомощности руки; и балетная пена била у ляжек.

      Он знал, что она танцует для него, и, когда раздавались хлопки, невольно

Скачать книгу