LITMIR.BIZ

      Ах, Тбилиси, Тбилиси – какая-то яма.

      Разве только распробовать стих Мандельштама

      приезжать сюда стоит, селиться на склоне,

      что изрезан морщинами, словно ладони,

      у того, кто идет с топором за дровами

      в своей черной одежде, здороваясь с нами.

      Ведь отсюда, грустя о червонном Иране,

      Пастернак задыхался про серные бани.

      Счастье в улиц откосах бродить до рассвета

      бычьебойных церквей охраняют ракеты.

      Сумрак прян виноградом и рван…

      Что же крутится в ухе всё: «Ах, Эривань…»[12]?

      Жара чуть утихла,

      но от солнца в воздухе столько блеска,

      что наперсточники у Эйфелевой башни

      все быстрее тасуют свои стаканчики,

      и то и дело кто-то из обступившей их смуглолицей толпы

      выигрывает крупную сумму,

      а остальные приветствуют счастливчика громкими аплодисментами.

      Даже в тени под деревьями столько солнечного света,

      что восточноевропейские женщины

      одна за другой подбирают в траве у наших ног

      золотые кольца и от всей души протягивают их нам.

      – Летите, – машу на них рукой,

      отгоняю, как ос от груши, —

      несите на хвосте своим детям это цыганское золото Парижа!

      Да не оставит оно на детской коже черных пятен!

      Да превратит его прикосновение к детской коже

      в настоящее золото!

      И каждый пускай отгадает, под каким стаканчиком

      лежит его счастье!

      Даже тот, кто пожалел денег и сил,

      чтобы забраться под небеса

      на знаменитый стальной столп

      посреди изнуряющего блеска

      золотого парижского дня.

      «Боинг», как ладья Харона, везет за Большую Воду,

      в край забвения и необременительной смерти.

      Господи, сколько же тут китайцев!

      Так мы никогда не пройдем паспортный контроль!

      Но, оказывается, здесь тоже встает солнце,

      блещут озера, шумит водопад,

      и повсюду в зеленой траве шныряют

      эти маленькие подружки Прозерпины,

      черные белки Торонто.

      Столб стоит над Ниагарой —

      это Отче Саваоф.

      Белый, влажный он и ярый,

      головой до облаков.

      Эти рухнувшие воды

      в котловане меж озер

      вертят мельницы погоды,

      гонят ветры на простор.

      Брось с обрыва вниз монету:

      – На пяток-другой годов

      намели тепла и света,

      старый мельник Саваоф!

      Йогансен-фест кончился.

      До поезда осталось часа полтора.

      У гигантского памятника Ленину поздняя свадьба

      готовилась запустить в теплое ночное сентябрьское небо

      китайские

Скачать книгу