Скачать книгу

Г. Усенко, Н. А. Мининкова), часть – нуждается в дополнительных изысканиях. Не в последнюю очередь ответ на обозначенные выше проблемы зависит от ответа на вопрос о статусе пребывания казаков на Правобережной Кубани, их ответственности за свои антироссийские действия не как беглецов, скрывающихся и от власти ханов, но, напротив, как людей, отдававших себе отчет в невозможности столь широких маневров вне признания подданства по отношению к Гиреям? Во-первых, необходимо сказать, что появление в пределах Крымского ханства (Правобережная Кубань) отряда донских казаков, руководимого И. Некрасовым и некоторыми другими сподвижниками К. А. Булавина, в конце августа – начале сентября 1708 г. стало свершением плана, заранее подготовленного на Дону130. Вскоре за казаками И. Некрасова, перешедшими Дон под Нижним Чиром на «ногайскую сторону» и далее на Кубань, была организована погоня. О необходимости ее организации писал мурзам Аюки-хана и калмыкам кн. В. В. Долгорукий, обратившийся с тем же вопросом к кн. П. П. Хованскому. Непосредственными же исполнителями данного повеления стали калмыки, которые вернулись вскоре ни с чем и заявили, что-де «в вид тех воровских казаков нигде не угнали»131. Вторая очередь погони, насчитывавшая 1000 человек, также не принесла успеха преследователям. Донося об этом в Приказ Казанского дворца в сентябре 1708 г., князь П. П. Хованский не без основания и вослед словам В. В. Долгорукого отмечал: «А знатно, что они ушли на Кубань или на Аграхань»132.

      Правда, при анализе событий, предшествовавших переходу казаками Дона, автора данной статьи насторожило следующее обстоятельство: почему вместе с боеспособными мужчинами, якобы (в свете традиционной в историографии трактовки данного сюжета) двигавшимися на помощь осажденным «есауловцам», находились члены их семей, а также имущество? Мог ли этот фактор оказать сколь-либо существенную помощь при явно неотвратимом столкновении с царскими карателями? Ответ, как видится, будет отрицательным и спустя годы после того, как данное рассуждение впервые было высказано мной несколько лет назад. Тогда парадокс данного суждения состоял в следующем: не был ли Нижний Чир последним (или близким к тому) местом сбора всех казаков (и, соответственно, их близких), намеревавшихся бежать на Кубань и не готовых идти на выручку своим собратьям, осажденным в Есауловском городке? В начале сентября 1708 г. кн. П. А. Хованский доносил в Разряд о том, что раньше И. Некрасов писал в верховые казачьи городки о необходимости сбора в Паншине на Успение, «а хочет итить з Дону, а куды подлинно, о том не ведает»133.

      Основательность замысла К. А. Булавина об уходе, скорее всего, на Кубань134, реализуемого теперь И. Некрасовым, подтверждается анализом характеристик еще одного отряда повстанцев, сразившихся с карателями 23 августа 1708 г. неподалеку от Паншина городка. Оказалось, что вместе с казаками находились члены их семей, а также обоз «с полторы тысячи телег», не считая 8 железных и медных пушек. Расспросные речи казаков взятых в плен казаков

Скачать книгу


<p>130</p>

Сень Д. В. «Войско Кубанское… С. 19–28.

<p>131</p>

Булавинское восстание. 1707–1708. Сб. док-в. М., 1935. С. 330.

<p>132</p>

Там же.

<p>133</p>

Там же. С. 324.

<p>134</p>

Там же. С. 270.