Скачать книгу

лирник, и офенский торговец могли говорить и на обычном повседневном языке, когда им не требовалась конспирация или демонстрация принадлежности к своей группе. Такие «языки» – «надстройка» над существующим языком, и поэтому лингвисты предпочитают называть это явление не «языком», а «регистром» (это набор языковых практик, которые возникают только в очень определенных социальных контекстах)18.

      И лингвисты, и социальные антропологи, которые изучали тайные языки, долгое время считали, что они существуют для сокрытия информации от внешнего нежелательного цензора, например от полиции. Такой точки зрения некоторые лингвисты придерживаются и сейчас. Например, в 2009 году в Петербурге вышла основательная двухтомная монография «Тайные и условные языки в России. XIX век», автор которой, лингвист Мария Приемышева, исходит из предпосылки, что тайные языки – это «различные способы языковой игры, намеренно используемые в конспиративных целях», а возникают они «с целью замкнутого общения»19.

      Я совершенно не отрицаю необходимость в сокрытии информации (особенно в лагере или тюрьме – об этом речь пойдет в разделе «Эзопов язык в неволе»), но тем менее мне кажется важным обратить внимание читателя на другую функцию тайных языков, практически проигнорированную современными отечественными исследователями. На эту особенность в страшных обстоятельствах обратил внимание известный филолог Дмитрий Лихачев. В 1928 году будущий академик был арестован и до 1931 года находился в Соловецком лагере, где имел несчастье близко изучить этнографию и язык преступного мира. В 1935 году, после возвращения из «Соловков», он пишет статью о воровской речи (причем пишет ее на эзоповом языке – если читатель не знает, где Лихачев собирал материал, то никогда не догадается). И в этой статье Лихачев пишет о том, что криминальный жаргон, который он наблюдал довольно близко, вовсе не использовался для конспирации. «Воровская речь может только выдать вора, а не скрыть задумываемое им предприятие: на воровском языке принято обычно говорить между своими и по большей части в отсутствии посторонних»20.

      Спустя 40 лет лингвист Бхактипрасад Маллик, изучавший бенгальское криминальное арго, спросил 400 своих собеседников, зачем им этот жаргон21. Самым популярным ответом было ожидаемое объяснение про необходимость конспирации (39,5%), но вслед за ним шло и другое, не менее популярное: это просто «просто тяга к красоте речи», стремление выделиться с ее помощью (33%).

      Стремление говорить на тайном языке внутри своей группы вряд ли возникает на пустом месте. Социолингвист Майкл Халлидей считал, что непонятная для окружающих речь позволяет создать и поддерживать собственную иерархию, которая не просто дополняет, но переворачивает привычную для этого мира социальную структуру. Поэтому Халлидей предложил называть тайные профессиональные языки – антиязыками22.

      Согласно идее Халлидея, антиязыки создают альтернативную реальность по крайней мере двумя способами. Во-первых, практически не трогая синтаксис и слабо меняя фонетику и морфологию,

Скачать книгу


<p>18</p>

См.: Halliday M. A. K. Language as Social Semiotic. London: Hodder Arnold, 1978; Agha A. Registers of Language // A Companion to Linguistic Anthropology. Hoboken, NJ: Blackwell Publishing Ltd., 2004. P. 23–45.

<p>19</p>

Приемышева М. Н. Указ. соч. С. 11.

<p>20</p>

Лихачев Д. С. Черты первобытного примитивизма воровской речи // Язык и мышление. III–IV. М.; Л., 1935. С. 52.

<p>21</p>

Mallik B. Op. cit.

<p>22</p>

Halliday M. A. K. Anti‐languages // American Anthropologist. 1976. Vol. 78. № 3. P. 570–584.