LITMIR.BIZ

      …Долгое время Тамара была единственной, кто в 120-й хоть как-то со мной общался. Она очень миленько говорила со мной своим детским голоском, а мое киношное ухо очень резала его наигранность. «Ну и ладно, – думала я, – зато она хотя бы со мной разговаривает. А то, что так фальшиво – в тюрьме, наверное, только так и происходит… Это нормально…» Мол, вариация на тему «не верь, не бойся, не проси»… И только попав в другую камеру и встретив других людей, я увидела, что это ничуть не нормально. И что понимание нормальности в тюрьме остается ровно таким же, как и на воле. Нет никакой разницы!..

      Но на момент пребывания на спецблоке я довольствовалась тем, что есть, и все равно пыталась быть благодарной Тамаре хотя бы за некоторое дружелюбие. Потому что остальные мои соседки вели себя совсем отчужденно. Они, конечно, отвечали на вопросы, но скупо и строго по делу, не глядя мне в глаза. Но так чтобы сесть и поговорить на всякие разные темы – такого не было. Я словно бы оказалась в статусе бойкотируемого «Чучела»[7]… Почему это произошло? Кто его знает. Наверно, какая-то комплексная причина: жуткое перенаселение камеры, многолетняя тюремная усталость этих женщин… И кто знает, возможно, я все же вела себя так, что вызывала у них отторжение… Я очень старалась со всеми подружиться, старалась be nice… Но увы – упиралась в явную оборону.

      Думаю, мое неумение вписаться в этот мир было связано еще и с тем, что я никогда не существовала в женских коллективах. Училась, работала, дружила – в основном только с пацанами. Ведь киномир в массе мужской, а если есть девчонки, то они такие же «повернутые», как и я. Поэтому с бабскими взаимоотношениями: сплетнями, интригами, расследованиями – я впервые столкнулась только тут, в изоляторе. И поначалу это вгоняло меня в ступор. И только со временем я научилась справляться со всеми этими «женскими» моментами…