Скачать книгу

сидел мокрый и злой. А когда я зачерпнул пригоршню черной зацветшей воды и плеснул ему в лицо, мама закричала на меня и ударила по щеке. До этого я никогда не получал от нее пощечины.

      Она хотела, чтобы я попросил у него прощения, а я уперся:

      – За что? Что я такого сделал? Он сам брызгался!

      Мама расплакалась, а отчим утирал ряску с лица и улыбался своей гримасой:

      – Ничего, Ниночка! Ничего.

      Но я знал, что он меня тоже ненавидит.

      Мимо проплывали в лодке какие-то студенты, один из них присвистнул:

      – Смотрите-ка, Харон!

      Их лодка чуть не перевернулась от хохота.

      Я уже знал тогда, кто такой Харон. Я тоже засмеялся.

      Мама мне потом сказала, когда мы были одни:

      – Сыночек, пожалуйста, прости меня! И постарайся понять. И пожалеть.

      Мне тогда показалось это таким странным, что не мама должна меня за что-то пожалеть, а я ее.

      Ту пощечину я ей так и не смог простить.

      Как-то раз он ушел один и упал, вернулся весь в крови, грязный, с разорванной рубашкой. Мама расплакалась, рылась в коробках, ища пластырь и йод, а отчим капал кровью на паркет. Помню, что мне было его совершенно не жалко.

      По воскресеньям мама строго запрещала мне будить их рано и выходила из спальни довольная, напевая что-то, с красными пятнами на шее – раздражение от его щетины. Она у него так быстро отрастала, что отчим брился иногда два раза в день, если вечером они еще куда-нибудь шли. Свет ему был не нужен, и он часто сидел в темноте, и даже брился в темноте – на ощупь и на слух – где еще шаркала бритва.

      Однажды была очень душная ночь, и я лежал под открытым окном и не мог заснуть. Было очень тихо, и с улицы долетал каждый шорох. У них в комнате тоже окно было открыто, и до меня доносилось, как они переговаривались в уверенности, что через две закрытые двери я ничего не слышу. Он мурлыкал, что у нее груди густые, а соски как наперстки. И еще что у нее под мышками тропики. И ей все это нравилось, она хихикала.

      Как же я в те минуты его ненавидел, а ее презирал!

      Потом начала скрипеть кровать. Хотелось вскочить и что-то сделать им назло! Разбить о стену вазу, или заорать, или не знаю что. Но я только лежал и слушал, как они сопели и как звонко хлюпал пот между их животами. И еще она начинала сдавленно кричать:

      – Да! Да! Да!

      Потом стремглав помчалась, шлепая босыми ногами, в ванную.

      Какой-то полустанок. Застряли. Взялся снова записать пару строчек.

      Сашенька, зачем я стал рассказывать тебе об отчиме? Сам не знаю. Черт с ним!

      Лучше о чем-нибудь интересном.

      Забавно, что у Демокрита тело делимо только до души – душа последнее неделимое, как атом. Между атомами всегда есть промежуток. «Если бы атомы соприкасались, то они были бы делимы, а по определению они неделимы: ведь соприкасаться можно лишь какими-то частями». То есть тела могут соприкасаться, а между душами всегда будет зазор, пустота.

      Есть хочется.

      Грачи – черные, маслянистые, будто паровозные семена.

      Просто,

Скачать книгу