Скачать книгу

размяк,

      но стал грубей и темой

      и отделкой.

      Эстрада,

      ты давала мне размах,

      но отбирала таинство оттенков.

      Я слишком от натуги багровел.

      В плакаты влез

      при хитрой отговорке,

      что из большого зала акварель

      не разглядишь,

      особенно с галерки.

      Я верить стал не в тишину —

      в раскат,

      но так собою можно пробросаться.

      Я научился вмазывать,

      врезать,

      но разучился тихо прикасаться.

      И было кое-что еще страшней:

      когда в пальтишки публика влезала,

      разбросанный по тысячам людей,

      сам от себя

      я уходил из зала.

      А мой двойник,

      от пота весь рябой,

      сидел в гримерной,

      конченый волшебник,

      тысячелик

      от лиц, в него вошедших,

      и переставший быть самим собой…

      За что такая страшная награда —

      эстрада!

      «Прощай, эстрада…» —

      тихо прошепчу,

      хотя забыл я, что такое шепот.

      Уйду от шума в шелесты и шорох,

      прижмусь березке к слабому плечу,

      но, помощи потребовав моей,

      как требует предгрозье взрыва,

      взлома,

      невысказанность далей и полей

      подкатит к горлу,

      сплавливаясь в слово.

      Униженность и мертвых и живых

      на свете,

      что еще далек до рая,

      потребует,

      из связок горловых

      мой воспаленный голос выдирая.

      Я вас к другим поэтам не ревную.

      Не надо ничего – я все отдам,

      и глотку

      да и голову шальную,

      лишь только б лучше в жизни было вам!

      Конечно, будет ясно для потомков,

      что я —

      увы! —

      совсем не идеал,

      а все-таки,

      пусть грубо или тонко,

      но чувства добрые я лирой пробуждал.

      И прохриплю,

      когда иссякших сил,

      пожалуй, и для шепота на будет:

      «Эстрада,

      я уж был какой я был,

      а так ли жил —

      пусть бог меня рассудит».

      И я сойду во мглу с тебя без страха,

      эстрада…

      1966

      Предутро

      Люблю, когда звездочки все еще тлеют,

      но можно их детским дыханьем задуть,

      а мир постепенно утреет, утреет,

      хотя не мудреет при этом ничуть.

      Я больше, чем утро, люблю поутренье,

      когда, мошкару золотую меся,

      лучами пронизанные деревья

      на цыпочках приподнимаются.

      Люблю, когда в соснах во время пробежки

      под полупроснувшихся птиц голоса

      на шляпке сиреневой у сыроежки

      по краешку вздрагивает роса.

      Быть как-то неловко счастливым прилюдно.

      Привычка скрывать свое счастье хитра,

      но дайте счастливым побыть хоть под утро,

      хотя все несчастья начнутся с утра.

      Я счастлив, что жизнь моя вроде бы небыль,

      а все же веселая дерзкая быль,

      что

Скачать книгу