LITMIR.BIZ

      Житель подоблачных кочек,

      нежитель вздыбленных сот —

      снег, распылившийся летчик,

      кинувший свой самолет,

      чтó на златом карабине

      ты зависаешь в ночи? —

      дали криле голубине,

      так улетай и почий

      где-нибудь там, на чужбине,

      в чьей-то зеленой печи.

      Всё; исчезает; молчи.

      От Италии холерной

      до Далмации-чумы

      слышен мерный шлеп галерный —

      – Это мы или не мы?

      Всё алмазней, всё лазурней,

      всё тесней к себе самой

      под небесною глазуньей,

      подпузыренною тьмой,

      с вёсел звездами стекая,

      уносящая с ума

      ночь деньская, персть морская —

      Адриатика сама.

      По искрóй прошитой слизи

      распускается мазут —

      из заморского Бриндизи

      вздох Вергилия везут —

      – Это мы на веслах плачем,

      вести ветхие везем,

      и в мехах облысых прячем

      чернозем и глинозем.

      От Апульи суховейной

      к Адрианову столбу

      прорезает плеск хорейный

      Адриатику-скобу —

      Бог не охнет, гром не грохнет,

      не просыпется Гомер,

      пусть луна на веслах сохнет

      и меняется размер.

      – Мы гекзаметру враги ли?

      – Это мы, а не они!

      – Умер, кажется, Вергилий?

      – Умер, Бог оборони!

      Ослепительным воздухом дут,

      ослепленной водою спринцован,

      облаков стеклянеет редут,

      поджидая, когда подойдут

      те – под знаменем сизо-пунцовым

      и с шар-бабой каленой луны.

      Ночью будут руины смутны

      в чистом поле под бабой каленой,

      и лыжнею – кривой и зеленой —

      мимо них побегут бегуны.

      какой-то шурх и треск

      в колодках стволовых

      как если бы в них жил

      коротковолновик

      как если бы эфир

      под купой завывал

      но только чмок и фырк

      приемник издавал

      какой-то жалкий блеск

      в коробках столбовых

      исчезновенье жил

      темнеющее в них

      как если бы фонарь

      над

Скачать книгу