LITMIR.BIZ

      …черно-морской, горько-уханный,

      А не сладимый тлен земной

      Влек трехударный шум слиянный

      Из моря в шерстке искряной.

      Свод неба был – слеза и рана,

      А люди в низкой темноте

      Тащили, выпятив, катрана

      С турецким ртом на животе.

      Сколько же памяти бессвязной

      В соединеньи дыма тьмы

      С звездой в костре, сырой и грязной,

      Которую не видим мы.

      И столь же праха неслиянно

      По выцветшей кружит черте

      У неба, вьющегося рьяно

      В турецкий рот на животе.

      Вот света колкие затылки

      Скакнули накось от луны,

      Вот стали снежные бутылки

      с деревьями – Освещены;

      Вот выснеженная аллея

      (Что, смутно-глубоко белея,

      Во сне тяжелом замерла)

      Вздохнула, руку отвела…

      И свет, сходящий с лестниц черных

      В объятий этих сонных неть,

      Три клиновидных, золоченых,

      Три силуэта смог иметь;

      И три светящихся каркаса

      Златое пенистое мясо,

      Как самородное стекло,

      В мгновенье ока облекло.

      И с выгнувшегося полукруга

      Незамерзающих небес

      Сквозь три напруженные лука

      Прорвался выстрел – и исчез.

      Свет змеится в тусклых зданьях,

      Как наброшенная сеть;

      В тучах, в красных изваяньях,

      Нет решимости висеть:

      Есть хотенье мшистым пахом

      Притесниться к дну земли,

      Дабы все – единым взмахом —

      Дерева зеленым прахом

      Недвижимо помели;

      Чтоб – в мурашках от касанья

      изнутри светясь, – Земля

      потемнела, Без сознанья

      Гладким телом шевеля.

      Земля есть мозг, а небо череп,

      А между ними воздух тьмы,

      А луч вовне стремится, через

      Ее горящие холмы.

      Так человек в тупом задоре,

      Как мысль, рожденная в земле,

      Кружи́тся в маленьком зазоре —

      В огне, куренье и золе.

      Как искра, как слепая птица

      Колотится да вьется, знай,

      Не зная: в землю ль воротиться

      Иль выйти речью в Божий край.

      Игла из лучевого стога,

      Теперь он раб чужой борьбы, —

      Он, гражданин себя и Бога,

      В горящем воздухе судьбы.