LITMIR.BIZ

      ее я встретил. Наклонясь к подруге,

      она шепнула что-то, и вдвоем

      захохотали мерзко эти суки.

      Насупившись, я вышел… Перейдем

      теперь в казарму. Строгий храм науки

      меня изгнал, а в мае военком…

      Но все уже устали. На немножко

      прерваться надо. Наливай, Сережка!

      …………………………………

      Ну вот. Продолжим. Мне давалась трудно

      наука побеждать… Никак не мог

      я поначалу какать в многолюдном

      сортире на глазах у всех. Кусок

      (то бишь сержант) с улыбкой абсолютно

      беззлобною разглядывал толчок

      и говорил спокойно: «Не годится.

      Очко должно гореть!» И я склониться

      был должен вновь над чертовой дырой,

      тереть, тереть, тереть и временами

      в секундный сон впадать, и, головой

      ударившись, опять тереть. Ручьями

      тек грязный пот. И в тишине ночной

      я слышал, как дурными голосами

      деды в каптерке пели под баян

      «Марш дембельский». Потом они стакан

      мне принесли: «Пей, салабон!» С улыбкой

      затравленною я глядел на них.

      «Не бойся, пей!» В моей ладони липкой

      стакан дрожал. Таких напитков злых

      я не пивал до этого. И зыбко

      все сделалось, все поплыло в моих

      глазах сонливых к вящему веселью

      дедов кирных. На мокрый пол присел я

      и отрубился… Надобно сказать,

      что кроме иерархии, с которой

      четвертый год сражается печать,

      но победит, я думаю, нескоро,

      средь каждого призыва угадать

      нетрудно и вассалов, и сеньоров,

      и смердов, т. е. есть среди салаг

      совсем уж бедолаги, и черпак

      не равен черпаку, и даже деду

      хвост поджимать приходится, когда

      в неуставных китайских полукедах

      и трениках является беда

      к нам в строй, как беззаконная комета,

      из самоволки, то есть вся среда

      казарменная сплошь иерархична.

      Что, в сущности, удобно и привычно

      для нас, питомцев ленинской мечты.

      Среди салаг был всех бесправней Жаров

      Петруша. Две коронки золотых

      дебильная улыбка обнажала.

      На жирных ручках и лице следы

      каких-то постоянных язв. Пожалуй,

      он не глупее был, чем Ванька Шпак,

      иль Демьянчук, иль Масич, и никак

      уж не тупее Леши Пятакова,

      но он был ростом меньше всех, и толст,

      и грязен фантастически. Такого

      казарма не прощает. Рыхлый торс

      полустарушечий и полуподростковый

      и на плечах

Скачать книгу