Скачать книгу

Вятка, да ведь sortir-то слово французское.

      Очень был обижен на меня за такой оборот дела. Весь вечер дулся”[463].

      “Не успевал кто-нибудь назвать слово, – свидетельствует И. Шнейдер, – как Есенин буквально “выстреливал” цепочкой слов, “корчуя” корень.

      – Стакан! – кричал кто-нибудь из нас…

      – Сток – стекать – стакан! – “стрелял” Есенин.

      – Есенин! – подзадоривал кто-то.

      – Осень – ясень – весень – Есенин! – отвечал он”[464].

      Истоки этой игры – вовсе не в имажинистских манифестах, а в со-творческих беседах с Белым.

      Смысл подчеркивался звуковым жестом. Есенин говорил, “развивая до крайних пределов свою интонацию” (П. Орешин)[465]. Он часто прибегал к растягиванию слов, произносил их нараспев: “Говорил он очень характерно, подчеркивая слова замедлением их произношения” (В. Кириллов)[466]. Этот “шрифт” в есенинской “тонировке” производил двойной эффект: на артистический, ораторский прием (как у Белого: “хо-зя-е-ва вы-еха-ли”) накладывается простонародный говор: “на-ка-за-ни-е”[467], “пла-а-акать хочется”[468], “над-д-д-оело”[469].

      О Белом писали, что он и в обыденном разговоре не выключал “в себе творческого мотора”[470]. Порой Есенин готов был посмеяться над этой его особенностью. “Вот смотри – Белый, – лукаво втолковывал он Мариенгофу. – И волос уже седой, и лысина величиной с вольфовского однотомного Пушкина, а перед кухаркой своей, что исподники ему стирает, и то вдохновенным ходит”[471]. Но, как это часто бывает, Есенин, маскируясь, насмехался над тем, к чему сам стремился – к “непрерывно созидающему состоянию” (В. Чернявский)[472].

      И это – всегда ходить “вдохновенным” – ему удавалось: в революционную эпоху даже будни его были заряжены стихотворным пафосом – разговорное слово переходило в поэтическое, жест продолжался в стихе.

      “Переполнится мыслью все тело мое”, – писал Белый[473], и современники подтверждали, что это была не только метафора: “Длинные волосы на его голове развевались как пламя. Казалось, что вот-вот он весь вспыхнет – и все кризисы и мировые катастрофы разразятся немедленно и обломки похоронят нас навеки”[474]. Вот и Есенин развил в себе удивительную “способность говорить без слов”. В “его разговоре участвовало все: и легкий кивок головы, и выразительнейшие жесты длинноватых рук, и порывистое сдвигание бровей, и прищуривание синих глаз…” (П. Орешин)[475]. И он с такой “пластикой”, “всем телом” отыгрывал свои “космические” идеи, что, казалось, прямо перевоплощался в мужицкого “пророка”.

      Этим и поражало публику авторское чтение “Инонии”. “Надо было слышать его в те годы, – вспоминает В. Полонский, – с обезумевшим взглядом, с разметавшимся золотом волос, широко взмахивая руками, в беспамятстве восторга декламировал он свою замечательную “Инонию” <…> Он искал точку, за которую ухватиться: “Я сегодня рукой упругой / Готов повернуть весь мир””[476]. Есенинская

Скачать книгу


<p>463</p>

Мариенгоф А. Роман без вранья // Мой век… С. 349.

<p>464</p>

Шнейдер И. Встречи с Есениным: Воспоминания. М., 1965. С. 31. Ср., впрочем, в мемуарах М. Бабенчикова, относящихся к дореволюционному периоду: “– Весенний! Есенин! Невольно как-то вырвалось у меня при взгляде на его сияющее улыбчивое лицо.

И он тотчас же на лету подхватил мою шутку.

– Весенний! Есенин! Ловко ты это придумал” (Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 239). Характерно, что языковую игру предлагает здесь не Есенин, а мемуарист.

<p>465</p>

Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 267.

<p>466</p>

Там же. С. 272.

<p>467</p>

Там же. С. 265.

<p>468</p>

Мой век… С. 232.

<p>469</p>

Есенин в восп. совр. Т. 2. С. 296.

<p>470</p>

Степун Ф. Встречи. С. 167.

<p>471</p>

Мой век… С. 307.

<p>472</p>

Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 220.

<p>473</p>

Белый А. Глоссолалия… С. 10.

<p>474</p>

Алянский С. Встречи с Александром Блоком. М., 1972. С. 53.

<p>475</p>

Есенин в восп. совр. Т. 1. С. 267.

<p>476</p>

Полонский В. Памяти Есенина // Новый мир. 1926. № 1. С. 154–155.