Скачать книгу

коммунизма, с присущим ему презрением к «я», которое мнит себя вершиной творения. Его многочисленные автобиографические нарративы старались заменить лирического субъекта автобиографического жанра эпическим, уделяя основное внимания не индивидуальному «я» героя, а окружающему его миру[136].

      Так как коммунистический автобиограф с радостью расставался с личной автономией, такую модель «я» можно обозначить как «нелиберальную» (illiberal)[137]. Главные ценности либерализма, связанные в основном с акцентом на личности, ее неповторимости и неприкосновенности, в коммунистической автобиографии превращались в прегрешения. Революционер не жаловался на отсутствие возможностей придерживаться своих убеждений, не страдал от подавления своего личного пространства[138]. «Каждый коммунист, каждый участник революции, – заявлял Виктор Серж, – ощущает себя как покорного слугу великой цели. Нет для него высшей похвалы, чем услышать в свой адрес, что у него нет „частной жизни“, что он совершенно слился с историей»[139]. «Можно заметить, что мне не очень интересно говорить о себе лично, – добавлял он. – Но трудно отделить личность от всего общественного, от идей, событий, в которых она участвует, которые важнее ее самой и придают ей значимость. Отнюдь не ощущаю себя индивидуалистом, скорее „персоналистом“ в том смысле, что человеческая личность представляется мне высочайшей ценностью, но – неотделимой от общества и от истории. Только в таком смысле опыт и мысль одного человека заслуживают сохранения»[140]. Мы «научились подчинять… объективному ритму свои субъективные планы и программы, – вторил этой позиции Троцкий. – [Мы] научились не приходить в отчаяние от того, что законы истории не зависят от наших индивидуальных вкусов или не подчиняются нашим моральным критериям»[141].

      Герой большевистской автобиографии действовал в соответствии со своей исторической ролью. Важна была не личность как таковая, а присутствие в ней коммунистической истины. Так как коммунистическая истина была одна и неделима, то чем более сознательным был коммунист, тем менее своеобразным он был. От коммуниста требовалось связать историю своего личного перехода с общим пробуждением пролетариата так, чтобы к концу автобиографического повествования его жизнь и жизнь партии стали едиными. Николай Скрыпник писал на последней странице своей автобиографии: «Моя работа после Февральской революции, как и работа каждого члена партии, принимавшего участие во всех событиях революционной борьбы, настолько сплелась с этой революцией, что если бы мне описывать эту мою работу, пришлось бы писать о самой революции»[142]. Александр Шляпников тоже завершал свою автобиографию полным преодолением расстояния между собой и партией. «Вот суммарные сведения о моей работе до 20‐го года, – писал он. – Детализировать их – это означало бы перечислить значительную долю революционных событий

Скачать книгу


<p>136</p>

Тагер Е. Б. Автобиографические рассказы Горького 20‐х годов // Горьковские чтения / под ред. Н. Ф. Корицкой, А. Я. Тарараева, И. Н. Успенского. М.: АН СССР, 1954. С. 283–286.

<p>137</p>

Хелльбек Й. Революция от первого лица: Дневники сталинской эпохи / пер. с англ. С. Чачко. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 15.

<p>138</p>

Weintraub K. Autobiography and Historical Consciousness. Р. 837.

<p>139</p>

Serge V. The Year One of the Russian Revolution. New York: Holt, Reinhart, and Winston, 1972. Р. 367.

<p>140</p>

Серж В. От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера / пер. с фр. Ю. В. Гусевой, В. А. Бабинцева. М.: Праксис, 2001. С. 455.

<p>141</p>

Троцкий Л. Их мораль и наша // Бюллетень оппозиции. 1938. № 68–69. С. 19.

<p>142</p>

Скрыпник, Николай Алексеевич (автобиография) // Деятели СССР и революционного движения России. С. 673.