Горбачев и Ельцин как лидеры - Джордж Бреслауэр «Современная западная русистика» / «Contemporary Western Rusistika»

Скачать книгу

разочарование в его программных целях и падение его авторитета. Каждый этап ставил перед лидером особую задачу по укреплению авторитета. На первом этапе – до того как он консолидировал свою власть, обошел своих соперников с флангов или усилил свою роль, став главным архитектором внутренней и внешней политики, – лидер партии сосредотачивался на создании коалиции, ориентированной на традиционные интересы. Таким образом, на этом начальном этапе и Хрущев, и Брежнев самым решительным образом выступали за развитие тяжелой промышленности и обороны. Оба они указывали на угрозы со стороны «империалистов» и более акцентировали защиту традиционных ценностей, нежели принятие новых подходов. Оба лидера также вводили политические новшества, чтобы привести в порядок дела, унаследованные от их предшественников. В частности, оба выступили с крупномасштабными программами развития сельского хозяйства, которые подавались как необходимые для обеспечения надежного снабжения продовольствием городского населения. В то же время оба лидера пытались перехватить инициативу, навесив ярлык «экстремизма» на своих политических соперников, подразумевая, что эти соперники были либо слишком консервативны, либо слишком радикальны, чтобы защищать традиционные ценности и одновременно двигать страну вперед.

      Однако после консолидации своей власти и чистки (Хрущев) или оттеснения своих соперников (Брежнев) оба они расширили собственные роли и выборочно включили в свои программы элементы политики, связанной с теми из их побежденных соперников, кто был наибольшим реформистом. Каждый из них предложил всеобъемлющую программу будущих перемен как во внутренней, так и во внешней политике, представлявшую собой более сбалансированный синтез традиционных ценностей и новых подходов, чем тот, что они отстаивали ранее. Оба лидера теперь заявляли, что говорят от имени «всего народа».

      В обоих случаях, однако, такой синтез оказался чересчур оптимистичным и неработоспособным. У Брежнева он был, по-видимому, менее амбициозным и оптимистичным, чем у Хрущева, и этот факт говорит о консерватизме Брежнева, его политической зависимости от защищающего себя политического истеблишмента и уроках, усвоенных им из опыта Хрущева. Программа Брежнева тем не менее оставалась весьма оптимистичной; в ней было обещано развитие производства как в тяжелой, так и в легкой промышленности и одновременно обеспечение разрядки в отношениях с империалистами и усиление соревнования систем в третьем мире.

      Из-за возникшего разрыва между их обещаниями и достижениями достоверность утверждений Хрущева и Брежнева оказалась поставлена под сомнение. Затем каждый попытался восстановить свой авторитет, перетасовать коалицию своих сторонников и пересмотреть свою программу. Каждый лидер пережил несколько периодов таких изменений за оставшиеся годы пребывания у власти[8].

      Годы правления Горбачева и Ельцина можно разделить на три аналогичные стадии.

Скачать книгу

<p>8</p>

Некоторые утверждают (походя, без уточнения или документального подтверждения), будто Хрущев не считал, что в 1960–1964 годах он занимал в политике оборонительную позицию и что изменения, которые он вносил в этот период, были попытками спасти его программу, а не политический авторитет [Lebow, Stein 1994: 403–104, fn. 57]. По этому поводу мне также писал один из читателей. Это же возражение лежит в основе всех публикаций, в которых советский генсек рассматривается как пользующийся непререкаемым авторитетом (см., напр., [Volkogonov 1998]). Оно глубоко задевает мой подход к изучению политики, и его стоит опровергнуть. Такое толкование не объясняет, почему Хрущев был так предан своей программе (чистый идеализм?), и неправдоподобно звучит предположение, будто у него было достаточно власти, чтобы не обращать внимания на то, что его ошибки и недостатки в перспективе могут быть незамедлительно поставлены ему в вину другими в руководстве – предположение, особенно неправдоподобное в условиях режима, при котором политическая борьба была столь интенсивной и столь дорого стоила проигравшим. Напротив, я рассматриваю лидеров в политически конкурентных режимах как субъектов, видящих как в сохранении власти, так и в поддержании ее предварительные условия для реализации своих программ и живущих в постоянной неопределенности относительно состояния своей власти, авторитета и доверия. Они могут столкнуться или нет с оформленной фракционной оппозицией: меня убеждают свидетельства того, что ни Хрущев, ни Брежнев не сталкивались с такой открытой, устойчивой оппозицией. Но они должны были постоянно следить за возможными реакциями соратников, способными подорвать их политическую безопасность. Следовательно, даже если они не заявляли публично: «Я занимаю политическую оборону!» (что не было бы разумно в политике), защитная риторика и переход в контрнаступление, когда их программы дают сбой, – хороший индикатор усилий лидеров по повторному овладению политической инициативой, когда амбициозные программы, которые они продвигали, уже дискредитированы. Они обладали огромной властью, позволяющей определять политику даже на третьем этапе их правления. Но их вероятный уровень политической незащищенности рос по мере того, как снижалось доверие к их программам и обещаниям. В конечном счете мои утверждения, возможно, следует рассматривать как предположение, высказанное в рамках этого исследования, а не как полностью задокументированный тезис, поскольку личные представления и опасения лидеров – что бы они ни говорили открыто на заседаниях Политбюро, протоколы которых сейчас хранятся в архивах, – это то, что они испытывали, но предпочитали держать при себе.