LITMIR.BIZ

Скачать книгу

голосом, чтобы услышали стены:

      – Ну, что же, что носа нет, он человек, брат, больной – что ж такого! Что барин Мандро его ищет призреть, так за это пошли ему Бог.

      Вдруг стена, очевидно, имевшая ухо, взревела по-бабьи:

      – Романыч, уж ты закрепись: он сгноит тебя вовсе; за комнату – пло́чено; кто же погонит? Скажу я вам, Сила Мосеич, и очинно даже нейдет в ваши годы таким страхованьем себя унижать: захмелевшего человека гноить.

      Так сказавши, стена замолчала: верней, – за стеной замолчали, и Грибиков фукнул:

      – А чтоб тебе, стерва!

      И вышел, – сидеть на скамье, подтабачивать воздухи, все ожидая, что воздухи вот просветятся и мутное небо под небом рассеется, чтобы стать ясным, что лопнувший диск в колпаке небосвода, кричащий жарой, станет дутым, хладнеющим, розовым солнцем, неукоснительно улетающим в пошелестение кленов напротив.

      Подхватят тогда краснокудрый дымок из трубы раздувай ветров и воззрится из вечера стеклами тот красноокий домишечка, чтобы потом под измятой периною тьмы почивали все пестрости, днем бросающие красноречие пятен, а ночью притихшие; ноченька там за окошками повеселится, как лютиками, – желтоглазыми огонечками: ситцевой и черножелтою кофтой старухи, томительно вяжущей спицами серый чулок из судеб человеческих; в эти часы за воротами свяжется смехотворня скрипитчатая, сиволапые краснобаи; и кончится все – размордаями и подвываньями бабьими; и у кого-то из носу пойдет краснокап; и на крик поглядит из-за форточки там перепуганный кто-нибудь.

      Грибиков будет беззвучно из ночи смотреть, ожидая каких-то негласных свиданий, быть может – старуху, которая кувердилась чепцом из линялых кретончиков в черненькой кофте своей желтоглазой, которая к вечеру, подраспухая, становится очень огромной старухою, вяжущей тысяченитийный и роковой свой чулок.

      Та старуха – Москва.

      12

      – А пропо́, – скажу я: Лиховещанские, Кулаковы при их состоянии – ставят на стол всего вазочку с яблоками, да подсохшие бутербродики с сыром, а, как его, Тюк…

      – Двутетюк, а не тюк.

      – Двутетюк…

      – И не стыдно тебе, – повернулся профессор, – дружок, заниматься такими, – ну, право же, – там пустяковинами.

      Василиса Сергевна перетянулася злобами:

      – Жизнь такова: это вы улетаете все в эмпиреи свои, не принявши в расчет – скажу я, – что у Наденьки нет выездного парадного платья.

      – Мой друг, – и профессор подкинул свой ножик, – то – мелочи; ты посмотри-ка: – вот алгебра, приподымается буквой над цифрой, – наставился носом на муху; тогда Василиса Сергевна заметила:

      – Мы-то – не цифры: у Задопятова сказано…

      И зачитала она:

      Тебе внятно поведуют взоры.

      Ты его не исчислишь числом, —

      Тот порыв благородный, который

      Разгорается в сердце моем…

      – Задопятову я вышиваю накнижник.

      Опять Задопятов!

      – Ну, что ж, – вышивай: хоть… набрюшник!

      Стоногие топы пошли коридором,

Скачать книгу