Скачать книгу

поддержки как народа, так и государства, платившего мало, но дравшего три шкуры, неудивительно, что полицейские предпочитали обходить закон и набивать карманы всем, что плохо лежит.

      Крестьянский суд

      Плуту да вору – честь по разбору[26].

Крестьянская поговорка

      В русской культуре и истории отражено немало форм крестьянского сопротивления властям, будь то государство или местные помещики, дворяне и чиновники. Широко известны спорадические взрывы насилия, то есть бунты, которые Пушкин назвал «бессмысленными и беспощадными»[27]. В разные эпохи Россия сталкивалась с масштабными мятежами, такими как восстание Емельяна Пугачева 1773–1774 годов или революция 1905 года, однако гораздо чаще происходили локальные акты насилия – когда пускали «красного петуха» (то есть устраивали пожар – «эффективное оружие социального контроля и выражения протеста как внутри общины, так против тех, кого считали чужаками»[28]) или устраивали расправу над преступниками.

      На практике контроль в России осуществлялся не полицией, а крестьянскими кулаками и помещичьими кнутами. Даже начальник полувоенных жандармских формирований в 1874 году полагал, что у полиции на местах «не имелось никакой возможности организовать сколь-нибудь достаточное наблюдение во всех густонаселенных районах в промышленных центрах», так что полицейские оставались лишь «пассивными наблюдателями за совершавшимися там преступлениями»[29]. На деле порядок на селе осуществлялся с помощью самосуда, своеобразного суда Линча, когда общины применяли в отношении преступников собственный моральный кодекс, невзирая на законы государства, а то и в их нарушение. Эта тема была глубоко изучена Кэти Фрирсон, которая пришла к выводу, что, в противовес мнению полицейских и чиновников того времени, самосуд представлял собой не бездумное насилие, а процесс со своей логикой и принципами[30]. Прежде всего эта крайне жестокая форма социального контроля была направлена на защиту интересов общины: особенно суровым было наказание за преступления, угрожавшие выживанию или социальному порядку деревни. К таким преступлениям относилась, помимо прочего, кража лошадей, угрожавшая самому будущему деревни и лишавшая ее будущих поколений скота, средств передвижения и, конечно же, мяса и шкуры. Как правило, конокрады карались болезненной и мучительной смертью. К примеру, у одного вора сначала содрали кожу с рук и ног, а затем изрубили ему топорами голову[31], а другого избили до полусмерти, а затем бросили на землю под копыта лошади, которая и нанесла смертельный «удар милосердия»[32].

      Было ли это преступлением, или таким образом община исполняла функции полиции? Разумеется, государство не одобряло подобные действия, страшась самого факта самовольного применения крестьянами закона, однако оно мало что могло поделать, учитывая незыблемость крестьянской морали и чисто практические сложности при управлении громадной страной. Полиция,

Скачать книгу


<p>26</p>

Ben Eklof and Stephen Frank (eds.), The World of the Russian Peasant: Post-Emancipation Culture and Society (Boston: Unwin Hyman, 1990), стр. 147.

<p>27</p>

Александр Пушкин, Капитанская дочка (М.: Неоклассик, АСТ Москва, 2008).

<p>28</p>

Cathy Frierson, All Russia Is Burning! A Cultural History of Fire and Arson in Late Imperial Russia (Seattle: University of Washington Press, 2004), стр. 100.

<p>29</p>

Daniel Brower, The Russian City between Tradition and Modernity, 1850–1900 (Berkeley: University of California Press, 1990), стр. 196.

<p>30</p>

Cathy Frierson, «Crime and punishment in the Russian village: rural concepts of criminality at the end of the nineteenth century», Slavic Review 46, 1 (1987).

<p>31</p>

Чалидзе, Уголовная Россия, стр. 26.

<p>32</p>

Frierson, Crime and punishment in the Russian village, стр. 65.